как я последний раз ее видела. Теперь она вилась под ее грудью, оплетала ребра, спускалась по плоскому животу, огибала портрет Леди Гамильтон и исчезала где-то за поясом джинсов. Поверх рисунка ее вен распустились сиреневые акварельные соцветия. Часть листьев начала скручиваться и темнеть. Интересно, специально ли Виви дополнила татуировку или чернила сами по себе разрастались на ее коже и их невозможно было остановить?
– Присоединишься? – спросил Тайлер.
Он тоже снял рубашку. В кухне было жарко. Я старалась не пялиться на его обнаженное тело слишком долго.
– То есть вы вдвоем играете в покер и напиваетесь в то время, как должны караулить? – спросила я и налила в стакан воды из крана.
– У нас удивительная толерантность к алкоголю, – отозвалась Виви.
– Она хочет сказать, что мы алкоголики со стажем. И нам нужно выпить терапевтическую дозу в пару рюмок, прежде чем начать день и оставаться дееспособными. Так что напиваться – это как раз верх ответственности с нашей стороны, – произнес Тайлер. – Как там Грей?
– Очнулась, – ответила я, – и хочет тебя видеть.
Тайлер вскочил так, что стул позади опрокинулся. Я протянула ему стакан.
– Захвати это для нее.
– Как она? – спросила Виви.
– Очень слаба. Мы так привыкли к ее силе. Странно видеть ее такой.
– Ну, слава богу, что она вообще очнулась и сможет сказать нам, что делать. Я, кажется, неспособна больше принять ни одного решения. – Виви жестом показала, как ее голова взрывается.
– Где Агнес?
Виви выглядела озадаченной.
– Кто?
– Маленькая девочка.
– А-а-а. Она забралась на крышу вместе с пистолетом. Сказала, что он, скорее всего, явится ночью. Возомнила себя Клинтом Иствудом.
– Отнесу-ка я ей чай.
Чайника не обнаружилось, так что я налила воды в кастрюлю и поставила ее на плиту.
– Температура у Грей спала. Нам нужно убираться отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Как только она придет в себя. И желательно к этому моменту быть трезвыми.
Я обыскивала кухонные шкафчики в поисках чашек.
– Да-да, – отозвалась Виви и перегнулась через стол, чтобы собрать карты Тайлера.
В раковине обнаружились две чашки, покрытые грязью. Они казались мне знакомыми. Снаружи глина, изнутри зеленая эмаль, кривоватые ручки. На дне две буковки, инициалы создателя: Г. Х. – Гейб Холлоу. Наверное, Грей привезла их сюда из Лондона. Я обхватила одну из них ладонями так, как он, должно быть, держал их на гончарном колесе, придавая форму. Мои ладони на том самом месте, где когда-то лежали руки отца.
Я заварила в обеих черный чай.
В гостиной Тайлер и Грей лежали в обнимку на диване. Ее голова покоилась на его плече. Его пальцы – в ее волосах. Я замерла на лестнице и прислушалась к их тихому разговору. До меня донеслись фразы: «Я скучал, я люблю тебя, мне очень жаль». Что ж, пришла пора отправляться наверх и искать Агнес. Оказалось, она вылезла на крышу из окна своей комнаты. Несмотря на ночной холод, ее грязные ноги оставались босыми. Я передала ей одну из чашек. На мгновение девочка заколебалась, но затем приняла ее.
Я осторожно выбралась через окно и села рядом, чтобы взглянуть на город. Под тусклым зимним небом весь мир казался серым. Какое-то время мы потягивали чай в тишине.
– Ты ведь была там, – начала я в конце концов. Это была моя догадка. – Ты провалилась в то же самое место, куда попали и мы с сестрами в детстве. Только ты, в отличие от нас, не смогла вернуться. Застряла там. – Агнес продолжала делать глотки, никак не комментируя мои слова. – А потом Грей нашла тебя и каким-то образом вернула… Но, где бы ни была, ты уже провела там слишком много времени. Ты изменилась. Изнутри.
– Междумирье никогда никого не отпускает, – произнесла она, – до конца.
Чай смягчил ее горло, и голос стал менее хриплым. Впервые она говорила почти как обычный ребенок, без примеси чего-то дикого.
– Это ведь в один конец. Все, что туда попадает, не должно возвращаться назад.
– Что это такое, междумирье? Сестра говорила, это что-то между жизнью и смертью.
– Она права. Это место на границе живого и мертвого… Хотя, по-моему, оно, скорее, напоминает ад. Все, что умирает, проходит через него. Люди, животные, растения. Большая их часть преодолевает эту ступень быстро, как полагается. Но некоторые застревают. Чаще всего – люди. Те, кого не отпускают, оплакивают слишком горько и долго. Есть старая народная песенка… «Неупокоенная душа». Наверное, ты ее знаешь.
Я выдохнула в чашку. Теплый пар поднялся с поверхности и влажно коснулся моего лица. Я знала эту песенку: про умершую девушку, которую горько оплакивал возлюбленный. Целый год он рыдал на ее могиле, так что она не могла найти свое место и обрести покой. Наверное, Агнес хочет сказать, что печаль живущих не дает мертвым по-настоящему уйти. Так что они попадают в ловушку где-то между жизнью и смертью.
– А как ты оказалась там? Ведь ты не умерла.
– В детстве я играла на закате в парке Холируд. Там были развалины старой часовни, как поговаривали, населенной призраками. Родители строго-настрого запретили мне приближаться к этому месту, но я была очень любопытной. Однажды какой-то голос позвал меня с другой стороны двери в эту разрушенную церковь. Я пошла за ним и оказалась там, откуда не смогла найти выхода. Иногда завеса между миром живых и миром мертвых истончается, так что мертвые могут говорить с живыми и звать их к себе.
– Значит, с нами произошло то же самое? – прошептала я.
Агнес отхлебнула из кружки.
– Вы исчезли в канун Нового года?
– Ровно в полночь.
– Между старым годом и новым. Тогда все ясно – именно в такое время завеса становится тоньше всего. Закат, рассвет, полночь.
Агнес выглядела как ребенок, но рассуждала как взрослая. Она пропала несколько десятилетий назад. Интересно, какого возраста ее разум теперь?
– Если поблизости была дверь в разрушенное здание, возможно, вы услышали зов мертвых и пошли на него.
– Мы были на одной из улиц в старом городе, рядом с домом, который сгорел за пару недель до этого. От него ничего не осталось… кроме обгоревшей входной двери. Она по-прежнему стояла там.
– Дверь, которая когда-то куда-то вела, а теперь ведет в никуда.
– Но ты же вернулась, как и мы.
– Я не такая, как вы. Ты ведь наверняка уже поняла, что вы не совсем обычные. Почему, думаешь, вы с сестрами обладаете такой красотой? Откуда такое чувство голода? И почему вы способны подчинять других своей воле? Вы словно трупные цветы: красивые и нежные на вид, но если подойти слишком близко, становится ясно,
