не надейся ни на какую поддержку от нас с отцом! Если такой взрослый, то будешь обеспечивать свою семью полностью сам! И образование заканчивай на свои средства!
Лев тут же успокоился и даже слегка улыбнулся.
— Мам, я уже всё предусмотрел. Работа, квартира на первое время, потом возьмем ипотеку. Образование — черт с ним, закончу потом, может, к тому времени преподы поменяются, всё равно бюджетное место. Ты бушуешь не поэтому ведь.
От его непробиваемого спокойствия мама тут же замерла, словно рыба, хлопая ртом.
— Мы дали тебе всё, — наконец выдавила она. — А ты всё готов похерить ради какой-то девчонки. Я никогда тебе этого не прощу.
— Мама! — не выдержала Ада. — Он же взрослый человек! Почему ты не принимаешь его решение?
— А ты не лезь! Это вообще тебя не касается! — прикрикнула мама, и Ада инстинктивно сжалась.
— Касается, я тоже здесь живу. И я его сестра и твоя дочь, если ты забыла.
Мама как-то криво ухмыльнулась.
— Да разве забудешь о таком, вы же как два сапога пара! Один творит чепуху, вторая вечно где-то пропадает. Мне из деканата звонили, что за прогулы начались? И не было у вас никакого посвящения на этой неделе, где ты была?
Ада опешила, не ожидая, что стрелки так резко переведут на неё.
— Мам, она уже не маленькая, какая разница, где она была? — вступился было Лев, но мама заставила его замолчать движение руки.
— Не с тобой сейчас разговариваю. Распустились оба! Совсем распустились!
Ада не выдержала и съязвила:
— Я не пряжа, чтобы распускаться.
— Да кто ты вообще такая?! Как ты с матерью разговариваешь?!
— Прекрати на меня кричать! Мне уже не десять лет, я совершеннолетняя!
— А раз ты уже взрослая, тогда иди, тоже съезжай! Или что, без родителей ничего сделать не сможешь?
— Это вы настояли, чтобы я пошла на социологию, — буркнула Ада, чувствуя, как к глазам подступают слезы. — А теперь говоришь, что я ничего не могу. Вы мне выбора не дали даже!
Лев вклинился между ними и попытался остановить разгорающуюся ссору:
— Давайте все успокоимся и продолжим тему потом, на спокойных тонах, хорошо?
— Не лезь! — прикрикнула на него мама и спросила Аду всё тем же тоном: — Ну, в чем ещё мы тебя ущемили?
У Ады задрожала нижняя губа, и она сказала сбивчивым голосом:
— Ни в чем.
— Нет уж, договаривай, если у нас сегодня день откровений! Мы всю жизнь в вас двоих вкладывались! Ни в чем не ограничивали, только учитесь и выполняйте правила! А они бунт устроили!
— Да как ни в чем не ограничивали?! — завопила Ада, чувствуя, как прорвало плотину эмоций. — Туда не ходи, сюда не ходи, с этой не общайся, какие мальчики до окончания школы, какое религиоведение, кому оно нафиг нужно? Это не ограничение?! Не мешай Льву учиться, сдавай сама, никаких денег на методички, сдавай сама, зачем тебе эта групповая поездка, учись сама. Мне продолжить?!
Она так кричала, что даже голос сел. Кажется, мама не ожидала от неё такого напора, потому что опустилась на стул и машинально схватилась рукой за сердце.
— Воспитала детей, называется, — наконец выдавила она. — Один бросает семью ради какой-то шалавы, вторая попрекает последним словом. Спасибо, мама, что вложила в нас столько сил, да?
Ада не выдержала очередного приступа маминых манипуляций и выскочила из кухни, чтобы скрыться в комнате.
Едва за ней захлопнулась дверь, как Ада рухнула на ковер у кровати и залилась слезами. Истерика накрыла так сильно, что она даже не заметила, что загорелся экран телефона, упавший рядом на пол.
Звонил Дима — это она разглядела сквозь потоки слез. Подвывая, Ада нажала на кнопку приема звонка и приложила трубку к уху.
— Ты чего не отвечаешь? — раздался с другой стороны бодрый и даже веселый голос Димы.
— Яяяя неее могууууу, — провыла на одной ноте она и залилась новым потоком слез.
— Адель! Что случилось? — тут же обеспокоенно начал спрашивать он.
— Я не могу так больше! — наконец выдавила она между рыданиями. — Лев женится! Она на меня наорала! Я как будто чужая дома!
— Успокойся! Просто дыши, хорошо? Давай, раз, два…
На счет десять Ада наконец смогла перевести дыхание, не боясь подавиться новыми рыданиями.
— Лев женится, у нас тут скандал. Я стала его защищать, а она на меня переключилась. И я всё ей высказала. Всё-всё. Я не думала, что ей когда-нибудь такое могу сказать, а сейчас сказала! Я не знаю, что дальше делать!
— Адель, всё хорошо, всё утрясется, — продолжал её успокаивать Дима, но у самого голос стал какой-то дрожащий. Будто сидя на другом конце города, он тоже сдерживал слезы, как и она.
— Не утрясется, она меня не простит! Ну почему я родилась именно в этой семье? Почему они меня не сдали в детдом или не убили, когда я ещё не родилась?!
Она снова зашлась в рыданиях.
— Прекрати так говорить!
— Ну я же им не нужна! Они меня не любят!
— Я тебя люблю. И мне пофиг на неё и на них всех.
Дима сказал это с такой уверенностью, что Ада тут же перестала плакать. Будто сначала опору из-под ног выбили, а потом поймали в сантиметре над землей. Стало так тихо внутри, что она даже не поверила.
— Ты меня слышала?
— Да.
— Тогда прекращай плакать. Вы обязательно помиритесь. Даже когда я говорю маме злые слова, она меня всегда прощает. Потому что она — моя мама. И твоя так же. Позлится, пообижается, но простит. Ей было полезно услышать, что ты на самом деле думаешь.
— Она это не примет.
— Это уже её проблемы. Главное, что ты больше об этом не думаешь, а высказала.
Ада ещё раз всхлипнула и вытерла лицо рукавом домашней толстовки.
— Хорошо.
— Успокоилась?
— Да.
— Ну и всё. Ложись спать, завтра станет легче.
— Дим?
— Да?
— Спасибо.
Он только хмыкнул и сказал:
— Спокойной ночи, до встречи в универе.
И повесил трубку.
Ада убрала телефон на кровать и вытерла остатки слез со щек. Внутри расплывалась такая приятная пустота, какая бывает только после хорошей истерики. Будто всю грязь и мусор, что копились внутри, наконец удалось из себя выгрести.
Она не могла перестать думать о его словах. Особенно о том, что они значили для неё. Слышать такое именно от Димы было сродни сну — разве наяву он мог такое сказать?
А ведь сказал, Ада точно слышала. И задумываться сейчас о смыслах она совсем не хотела.
Долгий насыщенный день и такое тяжелое его окончание и правда довели
