class="p1">— Людмила Карповна?! — раздался призрачный голос откуда-то из недр студии. — Ещё раз приношу извинения!
— Это не она!
— Клиент?! Пшёл, у меня и так проблемы!
— Что?..
— Ой-ой-ой! Стойте! Не идите! У меня паника!
— Где вы?! — поднял голос Евгений.
— В подсобке! На голос идите!
«Вторая подсобка за день…»
— Вы не ушли?!
— Нет… — пробормотал Евгений и повторил во весь голос: — Нет!
— Сюда!
— Сюда?
— Да!
Евгений открыл дверь, из-за которой раздавались эти душераздирающие вопли, и разглядел обычную раздевалку.
— Я правильно?..
— Да! — совсем громко прозвучал голос. Но откуда?
— Вы где?
— Видите хреновину, похожую на игровую приставку? Под плащом!
Евгений отыскал её, но не сразу.
— Вижу.
— Поставьте на пол.
Евгений, пожав плечами, поставил. И вскрикнул, увидев перед собой голограмму великовозрастного креативщика в пиджаке и джинсах.
— Ого… А круче, чем в Звёздных войнах. Полноцветный, во весь рост, как настоящий…
Креативщик презрительно-возвышенно скривил округлые щёки:
— Я настоящий! Тоже мне, Искатель… Хотя… ты не Искатель. По крайней мере, не тот, которого знаю я. Ты-то по какой фигне загоняешься?
— Точно не по психотропным веществам. Кто ты?
— Я, — приосанилась голограмма, — Мстислав Ужинский. Дизайнер, фотограф, свободный художник.
— А я уплываю в мир ласковых щеночков. — Евгений вздохнул и грузно уселся на ближайшую тумбу. Вынув из-под зада обувную ложку, усмехнулся. — Только не говори, что эта «игровая приставка» — Фанерон.
— Зачем, если ты сам?
Евгений покосился на зеркало, в котором голограмма отражалась как размытое пятно света.
— Что оно делает?
Ужинский хитренько прищурился.
— Ну конечно, — проговорил Евгений. — Что тебе нужно?
— Кнопки видишь?
— Вижу.
— Введи пару команд…
— И что будет?
— Ты хочешь узнать про Фанерон, или нет?
Евгений сжал губы и выдал:
— Ты хочешь выбраться, или нет?
— Пользуешься положением, засранец?!
— Пользоваться положением — это если подвесить шайтан-коробку над водой и спускать на полметра за каждый неудачный ответ.
— Да ты знаешь, кто у меня братья?!
— Один — мент, другой ищет какого-то Азарию. Знаю. Только сейчас они не с нами. Сейчас есть ты, я, мои вопросы и твои ответы. Не получу ответов — ну… узнаю, как смотрятся голограммы на дне реки.
— Не посмеешь!
— Мужик, — вздохнул Евгений. — Я так замудохался слушать чьи-то угрозы и указки, препираться, воевать за каждую крупинку информации, которая мне вообще не упала. Давай я помолчу, а ты расскажешь всё, что мне нужно. О, какой у тебя тут интересный молоток…
Ужинский открыл рот, чтобы заорать, но передумал.
— Тебя ведь Судии послали? Хорошо, что не сами… Это не моя вина. Я стал невольным катализатором, но катастрофа… к ней и так всё шло.
— О чём ты? Машинах, поездах, инфосфере… самолёте?
— Ты что, дальше своих тупых очков не видишь?! Это симптомы! Расфазирование! Оно началось!
— Что началось?
— Дай… объяснить. Ты слышал о моей авторской студии?
— Нет!
Ужинский скептически покачал головой.
— Студия специализируется на фотографии. Разнообразнейшие интерьеры и пейзажи, прототипы лучших голографических технологий… от лица, пожелавшего остаться неизвестным. В России я был единственным, кто входил в группу бета-тестеров! Но потом Стомефи из-за вшивой местечковой политики отнял у меня всё. Я был в отчаянье.
— Забыл, как Фотошопом пользоваться, что ли?
— Заткнись! Был бы ты у меня хоть раз!.. Как клиент ты не знаешь, как отдавать часть себя в иную реальность; как оператор голокомнаты — каково это, творить иную реальность и запечатлевать её мгновения на снимках…
— Да-да, я быдло.
Ужинский явно не знал — ликовать, или оскорбляться.
— Поставщик узнал о моём бедственном положении и прислал в разобранном виде нечто принципиально новое. Не просто голограммные пейзажи, нарисованные на компьютере. Нет. Полноценное устройство, исчисляющее эту реальность, а также возможные её варианты. В… определённых рамках, конечно. Например, история одного взятого клиента. Меняешь ген — и у него другой цвет глаз. Меняешь какое-то незначительное решение — и готова его фотография на фоне индейских пирамид. Совершенная симуляция. Почти параллельный мир.
— И что пошло не так? Решил покопаться в собственной жизни?
— Нет! Нет, да, но нет. То есть, пробовал. Дело не в этом! Аппарат не влияет на нашу реальность, но вполне можно стать частью его реальностей.
— Решил сам себя… сфоткать?
— Это называется «сэлфи».
— Как такую бандуру можно склепать в подвале на верстаке немытой девицы?
— Потому Фанерон и совершенен. Имея чертежи и руки из нужного места, собрать его можно и в подворотне.
— Так, — зачесался Евгений. — Ты стал частью симуляции. Как это повлияло на город?
— Может технотёлка что-то напутала, а может, мои личные модификации, что вряд ли… Фанерон ускорил процессы расфазирования, которые давно варятся в мозгу коллективного человечества. Что ты за Аспект, если не знаешь о расфазировании?
— Молодой и перспективный. Объясняй.
Ужинский не поверил. И Евгений быстро понял, почему.
— Все мы живём как бы в двух фазах — в мире, какой он есть, и мире, который мы воспринимаем в меру своей субъективности. «Мир видимого». Те, кто заглядывает в фазу объективного не мельком, завершает своё путешествие в компании настоящих психов, в Гоголевке. Вы, Аспекты, можете видеть обе фазы, но не одновременно. В форме Аспекта — объективную, в форме человека — видимую. Иногда мы заглядываем в первую фазу, но разум спасается от безумия, подкидывая все эти «а, показалось». Аппарат… ускорил расщепление фаз и воздвиг между ними непроницаемый барьер. Теперь нам доступен только мир, который хотим видеть мы … или он. В рамках Чернокаменска, конечно. Пока ничьих мощностей не хватает, чтобы оцепить хотя бы Бельгию.
— Он — твой таинственный благодетель? — уточнил Евгений. Ужинский красноречиво выкатил на него глаза. — Звучит как безумный эксперимент. Он пропускает через «фазы» только то, что ему нужно… либо наоборот, не пропускает то, что ему нужно. Люди застревают в фазе реального, не видимого мира, в то время как их транспорт почему-то пролезает. Интересно, каким макаром мент смог дозвониться, находясь в другой фазе…
— Пока процесс не завершён, будут шероховатости.
— Ну а ты? Где находится Мстислав… как тебя по отчеству?
— Давай не будем об отчестве. Просто Ужинский.
— Ладно. Отвечай, Ужинский.
— Я в кармане. Лучше сказать, колодце, из которого вижу вашу вторую фазу, но сам не являюсь её частью… но к первой тоже не принадлежу.
— Добился своего, эскапист Иван Хренов. Что дальше?
— Тебе этого мало?
— Я вообще-то не из Чернокаменска. И до чёртиков хочу домой.
— Сочувствую, — отозвался фотограф тоном, словно Евгений не отыскал любимые чипсы в магазине. — Теперь ты мне поможешь? Сначала жми на белую…
Евгений встал, тяжело опираясь ладонями о тумбу. В таком положении он оказался немного выше голографического фотографа.
— Ты ни разу не