– он ничуть не смутился, а наоборот, полюбовался еще этой миниатюрой и сказал, что это он и его сестра. А ещё он мне Дерево показал. Крона так высоко, что и не видно, и корни так глубоко, что… Тоже не видно. Там я лист и подобрала.
Она мечтательно заулыбалась, вспоминая прекрасный дворец с золотистой, сияющей на солнце крышей и дубовые ворота в два человеческих роста. Крики и звон оружия за ними – ей так хотелось хоть одним глазком заглянуть за них, но Фро не дал ей этого сделать. Резную мебель с гнутыми ножками и портреты потрясающе красивой женщины, удивительно похожей на Фро.
– В это невозможно поверить… – Таня вскочила и забегала по кухне кругами, – его сестра – Фрейя Ванадис, и они действительно любовники. Да они и сами – дети близнецов. Но это бог с ним, это во многих культах есть… Я бы решила, что это наркотики…
– А пчела? Коллективная галлюцинация?
И она снова дала пчелке варенья.
Молча они следили глазами за ее полетом – а потом, так же молча, уставились на золотую крупинку.
– Так что, Тань, я изменилась. Вернее, проснулась. Пусть я останусь одна, но буду проживать каждый день на полную катушку! Я, когда по магазинам бегаю, а потом у плиты стою, каждую минуту времени жалею! Хватит! Напишу книгу…
– Книгу… – ошалело повторила за ней подруга, – книгу… Даа! Дорогая, кстати, поздравляю!
– С чем? – подозрительно переспросила Лена, – с расставанием с Сашей?
– Ты чего, дурочка? – Таня воззрилась на подругу, – одна ты уже не останешься! Он же бог плодородия, ты беременна!
– Беременна? – изумилась Лена.
А потом прижала руку к животу, прислушалась к себе – и засмеялась.
Три лица Фреи
Непослушный локон над виском никак не хотел держаться так, как она хотела. Затем ей показалось, что новая, упоительно-цикламеновая помада лежит в уголке рта неидеально, и она подтерла ее кончиком мизинца. Потом ещё немного полюбовалась собой и своим чудесным ожерельем – широкой золотой полосой оно лежало на ее ключицах. Казалось, оно переливается на нежной шее, блики редких драгоценных камней падали на прекрасное лицо, делая его выразительнее.
Золотистая кошка грациозно вспрыгнула ей на колени, женщина погладила ее и почесала ее за ухом, а затем стряхнула:
– Дорогая, не сейчас!
Босиком она вышла в пустой просторный зал, украшенный весенними цветами, понюхала корзину с распускающимися гиацинтами нежно-лилового цвета, погладила ещё плотные головки тюльпанов, взяла в руки чашку с липовым отваром и сделала пару глотков.
Скучно!
…Молодая темноволосая девушка, задыхаясь от сдерживаемых слез, бежала по улице, цокая тонкими каблучками модельных туфелек. Широкий подол ее нежно-розового платья вился вокруг изящных коленей, пара золотых браслетов звякнула на тонком запястье.
– Олег!
– Люда! – молодой парень бросился ей навстречу, – я думал, ты уже не придёшь…
«Так-так-тааак… Свидание! Это меня развлечет…»
Она ощутила волнение девушки, ах, как любила она эту вечную игру!
Словно почувствовав отклик, молодой человек обнял девушку, обхватил руками лицо и начал целовать, сначала робко и неуверенно, а после, чувствуя ее порыв, он обхватил ее за талию и крепко прижал к себе.
– Поехали ко мне, – шептал он, покрывая поцелуями ее лицо и шею, ее глаза распахнулись – необычные, мятного цвета, – ты так прекрасна, Люда…
– Мардёлль… Называй меня Мардёлль, это мое имя…
Но что это? Словно струна лопнула, издав неприятный звук.
Ей было некомфортно, словно прекрасный цветок вдруг начал вонять – в сердце девушки не было любви, этот парень был ей противен – она была здесь и сейчас лишь для того, чтобы насолить совсем другому человеку. Там жила лишь злоба на того, кто посмел ее отвергнуть, ее жёг огонь неутоленного желания.
… Она скривила презрительную гримаску – и покинула неприятную ей пару. Можно было бы, конечно, вмешаться – мальчишка был хорош, – но скучно, скучно…
Она вышла из своих покоев. Ее верные эйнхерии ещё не вернулись после ежедневных боев, в залах было непривычно тихо.
Чем бы таким заняться?
… Молодая мать играла с сыном, снова и снова кидая ему мячик. Девочка постарше что-то сосредоточенно рисовала цветными карандашами на листе бумаги.
Мальчик хохотал и кричал:
– Ещё! Ещё!
… Она вспомнила своих дочерей, живущих в поместье. Была бы ее воля, она сама не выезжала бы оттуда. Ее взгляд упал на первых эйнхериев, вернувшихся за пиршественный стол и упавших при виде неё на одно колено… Хотя нет, выезжала бы.
Она потрепала по коротким волосам молодого брюнета с огромными карими глазами – и вернулась к себе. Сейчас здесь станет шумно.
– Мамочка, смотри, что я нарисовала! – девочка протянула матери рисунок – голубое море и корабль с чёрным парусом.
– Что это?
– Это пираты, они плывут освобождать захваченных пленников! А тут альбатрос, смотри! Тебе нравится?
– Но дорогая, ты же девочка! Ты должна рисовать принцесс в красивых платьях!
Брошенный мальчиком кубик угодил ей прямо в лицо.
– Сашенька, – ахнула женщина, – ах ты шалун! Разве можно маму обижать?
Второй кубик попал ей в лоб. Мальчик хохотал.
… Радости материнства. Она полюбовалась на себя в зеркале – нет, на Гьофн у неё сегодня нет настроения. Она улеглась на кровати рядом с кошкой, которая тут же начала яростно мурлыкать.
Все это было в ее жизни много раз. Влюбленность, желание, страсть, рождение детей, потери… Вечный круг.
… Пожилая женщина вытащила из духовки горячий противень с плюшками. В доме пахло орехами и корицей.
Хорошие в этот раз получились плюшки, как когда-то бабка научила.
– Бабуля, а когда ужинать будем? – девочка – подросток, угловатая, как гадкий утёнок, забежала в кухню.
– Как папа придёт, так и будем, – ворчливо ответила она, любуясь внучкой. Не сглазить бы!
Девочка подошла поближе.
– Бабуля, там Сережка подружку привёл, – зашептала она, – а она вся такая из себя, юбка короткая, глаза во!
– Ну надо же! Значит, гости у нас!
Наконец вся семья собралась за столом. Сын, Мишенька, его жена Ленка – хоть и не ладили они, старуха знала – за ней ее сын, как за каменной стеной. Дети их – старший, Сережка, и младшая Галочка, а теперь вот и Сережка…
Надо же, как быстро жизнь прошла. Давно ли она сама втихаря от матери губы помадой мазала, на свидание бежать, а теперь вон внук того и гляди, женится. Родятся правнуки…
Она прислушалась к себе – силы есть, на младенца хватит. Она вспомнила тот особенный запах младенчика, и в груди у неё защемило.
Старуха зашла в ванну, умылась и намазала лицо кремом – посмотрела на себя и усмехнулась, ей сто лет в обед, а туда же.
В зеркале отразились странные, мятные глаза.
– Госпожа Фрея, – заговорила старуха, – вот и свиделись ещё раз.
Тихий смех был ей ответом. Когда-то, когда ей было шестнадцать, Фрея – воплощение молодой прекрасной девушки с мятными глазами, Фрея Мардёлль, привиделось ей. Потом, лет так в двадцать пять, ей
