меня из-за возникшего волнения. — А лучше ступай в гостиную. Я сейчас оденусь и выйду к тебе.
Девица беспрекословно повиновалась, дав мне возможность сбросить ночную рубаху, обрядиться в легкий длиннополый халат с изящным орнаментом, после чего наскоро расчесать костяным гребнем растрепанные со сна волосы. Признаться, я полагал, что при появлении в жилище доступной мне особы женского пола разговор с ней если и будет, то предельно короткий, причем лишь после того, как более неотложное занятие будет доведено до конца. Однако из-за возникшего волнения я долго не решался даже просто войти в гостиную, а когда все же оказался в обществе прекрасной незнакомки, постоянно прятал глаза без умолку и нес сущую околесицу. Лишь когда все темы моей пустой болтовни исчерпались, я наконец осмелился спросить ее имя, и только после этого по-настоящему началось наше общение.
Как выяснилось, звали девицу Арета, прибыла она в столицу герцогства с южных окраин, что и так было понятно по ее смуглой коже, смоляным вьющимся локонам, а также чуть раскосым зеленым глазам цвета первой весенней травы, в коих горел озорной огонек. О причинах своего выбора в пользу древнейшей профессии девица распространяться явно не хотела, зато дала понять, что на визит ко мне ее соблазнили небывало щедрым вознаграждением.
— Всегда презирал скупердяев, поэтому повелел своим слугам не скупиться, — заявил я, не моргнув глазом.
Арета внимательно посмотрела на меня, потом окинула взглядом со вкусом обставленную комнату и произнесла:
— Какой изумительный у тебя дом, аж зависть берет! Жить в таком, наверное, ни с чем не сравнимое удовольствие!
— Временное прибежище, — в ответ бросил я, скептически махнув рукой. — Подыскиваю себе гнездышко побольше, в центре города у соборной площади. А сюда буду наведываться время от времени ради конных прогулок на свежем воздухе, да охоты в окрестных полях и лесах.
Мне было не привыкать изображать из себя благородного господина, ведь уже несколько месяцев я играл роль самого герцога. И пусть мои выходы на сцену были краткими, а зрители тщательно подобраны, я все более гордился тем, что каждый раз вызывал в них безусловную веру в воплощенный образ. Однако сейчас в обществе доставленной мне для утех черноволосой южанки несмотря на паясничанье я ощущал какую-то фальшь вместе с внутренней скованностью. Уловив опытным чутьем блудницы мое напряжение, она вдруг встала со своего стула, приблизилась ко мне, обвила руками шею и шепнула на ухо:
— Достаточно разговоров, пора уже расслабиться. Время летит быстро, а мне уходить следующим утром. Или потом заплатишь мне еще за сутки также щедро?
Ее вопрос вкупе с пьянящим ароматом волос и ощущением плотно прижавшихся упругих грудей вогнали меня в еще большее замешательство, отчего я инстинктивно попытался высвободиться из объятий девицы, смущенно лепеча нелепейшие для столь пикантной ситуации восклицания:
— Отпусти! Успеем! Давай позже! Пойдем лучше перекусим!
Нехотя ослабив хватку, Арета чуть отстранилась, после чего вдруг со всего маха залепила мне смачную пощечину.
— Ты чего!? — словно ошпаренный кипятком только и успел взвизгнуть я, как сражу же получил еще более увесистую оплеуху по другой щеке.
От третьей затрещины мне удалось увернуться лишь благодаря отменной реакции. Из-за мгновенно вспыхнувшей ярости я вскочил на ноги и принялся выкручивать неожиданно взбесившейся чертовке руки, получая в ответ по всему телу багряные отметины в виде следов от ее зубов и ногтей. Причем весьма болезненные укусы, остервенелое царапанье и хватание за волосы сопровождались небывало мощным для женщины сопротивлением, вследствие чего наши тела сплелись в издающий нечленораздельные звуки клубок, хаотично мечущийся по гостиной и в итоге опрокинувший стол с разбившейся вдребезги хрустальной вазой. Затем мы сами рухнули на пол так, что брыкающаяся Арета оказалась подо мной, отчего вожделение тут же заявило о себе самым непосредственным образом, вздыбив сбившиеся полы халата с орнаментом. Плотно прижатая к полу ненормальная южанка, разумеется, тоже ощутила некоторое увеличение размеров моего тела и сразу же как по мановению волшебной палочки запал ее ожесточенного противодействия начал иссякать, пока не уподобился детской борьбе понарошку. Упускать такую возможность было бы противно природе, потому я судорожно задрал подол ее платья к животу, без труда развел в стороны уже податливые ноги, после чего стал проникать в Арету все глубже и глубже с каждым новым движением чресел. Правда очень скоро мое рвение сдулось из-за вырвавшегося наружу семени, переполнявшего меня последние месяцы и наконец нашедшего долгожданный выход.
Безвольно рухнув на пол рядом с южанкой, словно мешок с мукой, я некоторое время лежал в неотягощенном помыслами блаженстве и слушал, как выравниваются дыхание с сердцебиением. Но вскоре голова стала наполняться привычными для нее думами, одна из которых заявляла о себе настойчивее остальных, будто потешаясь надо мной: «И это все? Из-за трех минут комичных содроганий на уличной девке ты, позабыв обо всем прочем, днями не находил себе места, можно сказать, лез на стены и нижайше просил своего хозяина оказать содействие?». Безуспешно пытаясь прогнать прочь навязчивую мысль, я повернул лицо к лежащей с разбросанными по полу волосами Арете, встретившись с ней взглядом.
— Извини, пришлось изображать бешеную стерву, но иной возможности раскрепостить тебя не было, и мы бы до сих пор точили лясы, — спокойно произнесла она.
— Да ладно, пустяки. Мне даже понравилось! — быстро ответил я, и лишь после этого понял, что сказал чистейшую правду.
Насколько помню, жена всякий раз послушно удовлетворяла мое желание по первому требованию, беспрекословно повинуясь во время близости. Видимо, поэтому наши однообразные соития вскорости стали делом рутинным, даже несмотря на то, что случались все реже. Взбесившаяся же девица не просто освободила меня от присущей более отрокам скованности, но и возбудила в ответ на свои крепкие оплеухи вполне оправданную ярость, которая вкупе с голодным вожделением заставила мою животную суть испытать неведомое до сей поры упоение. Последующее отчаянное сопротивление окончательно разбудило во мне зверя, придав соитию охотничий азарт, а также неукротимый пыл, с какими дикая тварь преследует и после раздирает добычу. Подобное я ощутил впервые и где-то в глубине души сразу понял, что буду стремиться испытать открытое для себя переживание опять и опять.
Уже после того, как мы привели себя в порядок и с аппетитом откушали телятины с овощами, у меня появились свежие силы для повторения безумной забавы, о чем я намекнул Арете.
— Точно так же не выйдет, ведь тебе теперь известно, что это только игра, пусть и неистовая. Но раз ты так быстро окреп, то давай попробуем по-иному, — сказала она, взяла мою руку и увлекла за собой
