холодную сосредоточенность я замечал в облике хозяина незадолго до моих появлений перед людьми в роли герцога, когда не было места никаким шуткам, а потому понял — он сказал чистую правду. Лишь каким-то чудом я сдержал первый пришедший ко мне порыв, не бросившись на него с кулаками. Будто угадав мое крайнее и с трудом сдерживаемое негодование, Олимпиодор встал с кресла и как бы ненароком коснулся мясистой ладонью висевший на узорчатом поясном ремне кинжал с рукоятью из лосиного рога.
— Завтра утром навестим тыловой лагерь с неожиданным визитом. Приветствий заучивать не нужно. Поприсутствуем лучников при их построении и удалимся, сославшись на неотложные дела. Ты должен выглядеть свежо, потому ложись спать пораньше, — ровным тоном распорядился Сарантанелло и медленно зашагал к выходу из дома.
Когда за ним закрылась дверь, я вскочил со стула и принялся метаться по дому, скрежеща зубами и задыхаясь от бессильной злобы. Еще хранящая аромат локон Ареты кровать теперь казалась мне эшафотом, куда я по своему скудоумию сам ей помог взойти. Немного остыть мне, как ни странно, помог лежащий на полу кусок хлеба, должно быть случайно упавший со стола во время нашей с южанкой трапезы накануне. «А ведь совсем недавно за такой вот кусок я должен был стоять на паперти с протянутой рукой, — вдруг подумалось мне. — Тогда он казался таким вожделенным, что в полной мере определял все мои помыслы и устремления. Ни о каких горячих девицах я в ту пору мечтать не мог, поскольку жил в совсем ином мире и не имел возможности наслаждаться даже малой толикой тех благ, которые сделались мне доступны благодаря внешней схожести с герцогом, а также, надо признать, милости господина Сарантанелло. Однако оказавшись волею судеб в невероятных для себя благодатных условиях, я довольно скоро нашел повод лезть на стену и теперь вот метаться в припадке бешенства. Должно быть, человеческая натура настолько испорчена дьяволом, что она обязательно будет чем-либо удручена даже в райских кущах, где для нее появится множество причин для раздражения, а может и бунта».
Вследствие этих раздумий злость на Олимпиодора перестала застилать мне глаза, но никуда не ушла, затаившись в темных глубинах моей заблудшей души. Вину за смерть ни в чем неповинной Ареты я по-прежнему возлагал на двух человек — себя и своего хозяина, который поутру должен был вновь появиться здесь со своими облаченными в черное верзилами. Однако на рассвете следующего дня стук копыт под окном не потревожил мой сон. Тишина стояла возле дома весь день, а ближе к вечеру прискакал одинокий всадник, вошел в жилище и сразу обратился ко мне, нарушая заведенный бессловесными людьми Олимпиодора порядок:
— По велению господина Сарантанелло я расположусь в одной из комнат, чтобы приглядывать за тобой. Сам он прибудет, как только разрешит безотлагательные дела. Вдвоем жить веселее, к тому же соблазна удрать не возникнет.
В ответ мне оставалось лишь покорно промолчать и втайне позлорадствовать по поводу возникших у хозяина трудностей. Вот только появление в доме еще одного обитателя, тем более присланного следить за мной, сделало атмосферу под его крышей несколько удушливой. Как выяснилось, новый жилец вовсе не горел желанием общаться со мной, зато часто расхаживал по комнатам, убеждаясь, что я на месте. В конце концов столь изощренное истязание мне обрыдло до предела, и я стал ждать скорейшего прибытия Олимпиодора, словно своего избавителя.
Он объявился только наутро пятого дня после своего последнего визита. Его обычно розовощекое лицо посерело, а темные круги под воспаленными глазами вкупе с припухшими веками делали пристальный взор жутковатым. Опостылевший мне караульщик тут же убрался из дома, оставив нас наедине.
— Его святейшество преставился на днях. Лекари оказались бессильны перед коварным недугом. Похороны сегодня. Такие дела, Риддек, — потухшим голосом произнес Сарантанелло, как только мы уселись друг против друга.
Я растерялся, не зная, как реагировать на столь ошеломляющую весть, в то же подспудно осознавая, что ничего хорошего она мне не сулит. Наступила гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием моего хозяина. Выдержав скорбную минуту молчания, он продолжил:
— В создавшейся ситуации я возлагаю на тебя, Риддек, миссию, успех которой спасет нас обоих от гильотины.
— Но разве теперь можно что-либо поделать? — невольно вырвалось у меня. — Нам следует скорее бежать! Бежать без оглядки, куда глаза глядят!
— Любой из вставших во главе герцогства родственник его светлости пожелает первым делом расправиться со мной, а значит и с тобой. Бежать от их гнева бесполезно, поверь. Найдут хоть на краю света, — мрачно констатировал хозяин. — К тому же лучше уж умереть, чем подобно пугливому зверю прятаться всю жизнь, дрожа от любого стука в дверь.
— В чем тогда ваш замысел? — взволнованно поинтересовался я, искренне недоумевая.
Как бы подчеркивая важность своего ответа, Олимпиодор прочистил горло кашлем, устраиваясь удобнее, поерзал в кресле и чуть подавшись в мою сторону доверительно заговорил:
— Придется тебе самому стать герцогом. Ну а что, разве плохо? Будешь обитать в роскошных покоях замка под надежной охраной и без особой заботы о делах чрезвычайной важности, для ведения которых я подберу самых толковых людей. Усопший Август Мальро властвовал именно таким образом, потому народ герцогства подлога с нашей стороны не обнаружит. Что же касаемо некоторых не в меру дотошных и чересчур осведомленных знатных господ, а также родственников герцога, то мне лишь доставит удовольствие приструнить их самым суровым образом. Можешь не сомневаться, как только один из возмущенных правдоискателей окажется в кандалах или чего лучше отправится к праотцам, с остальных быстро сойдет спесь и они как миленькие будут почитать тебя за герцога, подобострастно виляя хвостиками. Мне эта публика слишком хорошо знакома! Значительной ее части вообще достаточно одного общеизвестного факта, заключающегося в том, что главный экзекутор пыточной в подземельях замка, которым пугают непослушных детей, является моим человеком.
— Но ведь герцога сегодня хоронят, вы же сами сказали! — воскликнул я, запутавшись в его рассуждениях. — Каким образом теперь получится выдавать меня за Августа Мальро!?
— Верно, сегодня пройдет реквием в известном тебе кафедральном соборе, и вот там, Риддек, без твоего посильного содействия обойтись невозможно! — подчеркнуто серьезно произнес Сарантанелло, видимо, взывая к моему чувству долга. — Мы заявимся в собор посреди траурной мессы и объявим собравшимся, что твоя смерть грандиозная мистификация, инсценированная заговорщиками, из плена которых тебя удалось вызволить при моей помощи. Более объяснять ничего не нужно, поскольку туман недосказанности будет нам только на руку.
Тут я не выдержал и закричал, чего никогда себе не позволял в присутствии хозяина:
— Какая несуразная
