даже, меньше всего желающего обратить не себя чьё бы то ни было внимание. Если и натыкался на кого-то неуклюже, то шарахался, как безумная лошадь от собак.
А она подошла сама. Подошла к нему, представляете? Ну что, что могло привлечь её, такую молодую, такую… восхитительно красивую. Ослепительную просто!
– Молодой человек… простите…
Он не понял, что она обращается к нему. А когда понял – остекленел. Как же это, женщина… и говорит с ним?! Он запаниковал. Этого не просто не может быть, это абсолютно неестественно!
– Молодой человек… я вам не помешаю? Можно мне… кхм, вы удивитесь, конечно, но… можно мне рядом с вами постоять? Там такая золотая точка проглядывает, с другого места не видно!
– А… да-да, конечно! Что вы! – он поспешно отпрянул, не понимая и не веря ещё, что она именно о том и говорит. Она скромно улыбнулась и встала рядом, подняв голову к небу. Он застыл, неприлично разглядывая её. Как она прекрасна! В длинной серой юбке, твидовом жакете и тёплых перчатках. Огромные, густо подведённые глаза, алый рот. Так прекрасна, что хотелось зажмуриться и прислониться к ней. «Сердце остановилось, – подумал он, и горько усмехнулся, – да давно уже». А она смотрела завороженно и не дыша на эту точку в небе. И была такой родной, такой… милой, такой своей! Если бы он мог объективно смотреть, так ничего особенного » худощава, большеглаза, росту среднего. Но он млел и таял, и если бы мог думать в тот момент, то точно благодарил бы богов за дарованный миг стоять с ней, чудесной, рядом. Он забыл обо всём, он грелся… даже шарф упал, а он не заметил, тёплый от её присутствия.
– Милая… – прошептал он непроизвольно.
– А? – вздрогнула она и посмотрела на него.
– Вы извините, я… – тут она пожала плечами, и он ощутил пугающую дрожь – он смутил её?
– Я пойду, не буду вам мешать, вы извините, я не хотела, чтоб вы подумали обо мне…
– Нет-нет, что вы! – промямлил он, теряясь.
– Я пойду, помешала вам, наверное, спасибо! – она быстро развернулась и, ссутулившись, зашагала прочь. Он стоял и в отчаянии смотрел ей в худую, сгорбленную спину. Неужели?.. Нет, она не должна уходить! Тёплая, милая, нет!
– Погодите! – закричал он, бросаясь ей вслед. Шарф был забыт, не глядя затолканный в глубокий карман пальто. – Ради бога, девушка!
– Да? – она обернулась с такой надеждой и тоской в глазах, что он чуть не схватил её в объятья.
– Я… это… – промямлил он, ища свой шарф на шее и не находя. – Я хотел вас спросить, вы… – тут он опустил голову, чувствуя, что не знает что сказать, и в ужасе от своей беспомощности. – Вы правда видели ту точку? – ему было очень неуютно без своего шарфа, и он тёр горло, глазами собаки заглядывая ей в глаза. Непроизвольно прикрыл шею руками, и ему стало легче. А она, если бы могла, если бы не была так зачарована им, точно заметила бы, конечно, его странные и пугающие шрамы на шее. Но она смотрела в его печальные глаза Пьеро и, нежно улыбаясь, говорила:
– Да, я видела её… я просто подумала, что такой человек, как вы… вы ведь смотрели в небо, я решила – вы видите её, но… не знала, как сказать! – она мило пожала худыми плечами. – Вы видели, да?
– Да. Дело в том, что… боже, что я хочу сказать? – пробормотал он. – Да, я видел, и то, что вы сами сказали…
– Да, я понимаю, – она взяла его за тонкие пальцы и нежно пожала их. – А вы не спешите, нет? – спросила она.
– Нет-нет, что вы! – поспешно ответил он и, грустно пожав плечами, добавил: – Мне сейчас некуда спешить.
– Да и мне тоже! – грустно покачала она головой. – А может, это и хорошо? Мы ведь можем погулять теперь с вами вместе? – и тут же спохватилась: – Ой, а ничего, что я сама вам предлагаю прогулку?
– Ой, извините, я сам должен был это сказать, ведь думал! – спохватился он.
– Да ничего, что вы! – хрипло рассмеялась она. – Идём?
– Идём! – просиял он.
И нежный воздух вокруг них наполнился искрящимися капельками, ещё не любви, но взаимной увлечённости…
Вскоре они утомились и опустились на лавочку в тени нежных, шепчущих друг другу влюблённую чепуху берёз. Он читал ей Бодлера, отчаянно путаясь, а она смотрела на него во все глаза. Он тоже не сводил взгляда с неё. Но прохожие косились странновато на его поднятый воротник глупого пиджачка, на её шерстяную длинную юбку… Вокруг девочки с модными открытыми животиками, а эти закутались не по сезону!
«Да уж, чего взять со старичья лет под сорок?» – наверняка думали эти голоживотые девочки, расправляя плечики, моментально забывая странную парочку наркоманов в возрасте. А кто же они ещё, если и издали видны тени под глазами, сутулость, иссушенная худоба?
Но он держал её за пальцы, и оба светились от негаданного счастья.
А солнце распалилось не на шутку, будто стараясь согреть зябнущих не по сезону.
– Николай, я… – замялась вдруг она. – Вы знаете, я солнце плоховато переношу, может, пойдём ко мне, продолжим беседу?
– Ой, а я тоже! – просиял он наивно, как ребёнок. – Я тоже не переношу яркого солнца!
– Вы шутите? – округлила она глаза.
– Нет, я радуюсь, как же много у нас с вами общего!
И они едва ли не вприпрыжку, как могли быстро заторопились по аллее и сквозь дворы, сокращая дорогу. Она держала его всё так же лишь за пальцы, а когда он пытался взять поплотнее, её ладонь аккуратно соскальзывала, и он решил, что она удивительно хорошо воспитана. «Ах, ну надо же, какая редкость!» – восхищённо обмер он. А сам всё прятал горло под воротником, боясь, что она заметит его уродливые шрамы и всё его убожество вывалится перед ней, как позорный ворох ворованного грязного белья…
– Ну вот, моё скромное жилище, – она смущённо посторонилась в тёмном коридорчике типовой хрущёвки, пропуская его.
– Да-да… – он терялся всё больше и не знал, что говорить и делать. Вы пока… кхм, раздевайтесь, а я пойду, пожалуй, чайничек поставлю? – вопросительно-стеснительно посмотрела на него она, поправляя волосы неровным движением. «Я стесняю её», – растерянно прислонился он к стене и дёрнулся, не зная, куда себя деть. «Она же приличная девушка, воспитанная, а тут мужик случайный в доме, наверное, не надо было так развязно соглашаться на визит. Она же просто из вежливости пригласила?»
– Николай, вы где? – позвал её тихий, хрипловатый голосок.
– Да-да, Машенька,
