зубов.
– Мирелла, – позвала я. – Выходи, не бойся!
Только договорила, как из темноты показалась акулья голова, а следом выплыла и вся акула целиком.
Мощное тело, заостренная морда, жесткие треугольные плавники – всё в ней было идеальным и предназначенным для охоты. А вот окрас имелся особый, позволяющий узнать Миреллу не то, что из тысячи, из миллиарда.
Обычно у белых акул спинная и боковые части окрашены в темно-синий или темно-серый цвет, а брюхо – светлое. Но Мирелла была особенной. Она была акулой-альбиносом.
Снежно-белый хищник, который напоминал свой собственный фотоснимок в режиме негатива. Настолько редкое создание, что встретить хотя бы одного почти невозможная удача. Внешне такие акулы выглядели фантастически, будто гости из космоса, и лишь немногие знали, как трудно таким, как Мирелла.
В подводном мире эстетика для хищников не важна, а броский белый цвет, не позволяющий эффективно маскироваться под окружающий ландшафт, вызывает лишь трудности и привлекает внимание, часто превращая охотника в жертву. Из-за своего необычного окраса альбиносы обречены на изгнание из сообщества себе подобных. И голод. Именно такой, крохотной, одинокой, истощенной и очень голодной я встретила Миреллу однажды.
Я была ребенком. Очень любопытным, любящим всё живое и стремящимся помочь каждому, кому могла. Подобрав маленькую и почти умирающую акулу, я принесла её в замок и там несколько дней выхаживала, отправляя стражу за обедами для хищницы. Очень скоро она пошла на поправку, окрепла, познакомилась с придворными и стала моей напарницей во всех шалостях. Мирелла была никому не нужна, и в какой-то степени это было хорошо, потому что она была нужна мне. А я – ей. Мы стали друзьями – Мирелла, Террария и я. Какую бы проделку я не затевала, они всегда были рядом со мной. Покидая королевство, я приказала им держаться вместе, не покидать город и ждать меня. Я пообещала, что вернусь. Обязательно вернусь.
И сегодня я сдержала обещание.
Мирелла аккуратно подплыла, помня о своих огромных размерах, а после, стараясь не причинить вреда, со всей нежностью прильнула ко мне, помахивая боковыми плавниками.
– Ты скучала? – поняла я. – Я тоже. Очень.
Акула выскользнула из моих рук, обплыла по кругу и заглянула одним своим умным глазом в мои.
– Правда, – подтвердила я. – Честное слово!
Обрадовавшись, акула резко вильнула в сторону, потом рванула вверх со скоростью запущенной торпеды, достигла купола, который накрывал город защитной магией, и понеслась обратно, обдав меня потоком воды такой силы, что едва не столкнула в пропасть. Купол, обычно невидимый, мигнул призрачно-сиреневым, ведь акула задела его хвостом, и через секунду вновь стал прозрачным.
– Ладно, – проговорила я, с трудом выравниваясь. – Я во дворец. Вы со мной?
Мирелла, всем своим видом выражая недоверие, проплыла мимо Фло, которая, в отличие от акулы, предпочитала обитать за границами города, свободно перемещаясь по морю. После акула вернулась ко мне и зависла по правую руку. С другой стороны пристроилась Террария, которая кивнула подруге светящимся удилищем, мол, все на своих местах, можно двигать дальше.
Фло в ответ на такие демонстрации лишь коротко презрительно булькнула и первой двинулась вперед.
Я легко оттолкнулась и поплыла за афалиной, двигаясь легко и ощущая себя перышком, подхваченным стремниной. Я чувствовала воду, чувствовала направление каждого потока, чувствовала море. Его настроение, его желания, его страхи. Стихия была живой, и несла в себе жизнь для всех, кого создала.
И для меня тоже.
Покинув воду я будто бы затаила дыхание и не дышала долгие годы. Рыба, выброшенная на берег, погибает, если не вернется в воду. Я же не погибла, но и не жила, застыв в одном состоянии, выжидая.
Чего?
Я ждала именно этого момента – возвращения домой, но на своих условиях. Условиях, которые обеспечат не только мое будущее, но и тех, кого хотела вернуть.
Стоило мне только оказаться над пропастью, как сверху начали опускаться огромные, способные заменить собой кровать, двустворчатые раковины. Их изящные волнистые створки были приветственно распахнуты, а внутри сияли и переливались жемчужины таких размеров, что приди кому-нибудь в голову желание сотворить из них ожерелье, то подобное украшение невозможно было бы надеть. Оно просто прибило бы к полу.
Я поплыла между этими раковинами, зависшими в метре над подводной впадиной, легонько отталкивая их в стороны, чтобы не пораниться об острые створки. Также осторожно раковины огибали Мирелла, Терра и Фло, которые знали – сунешься внутрь, пусть даже случайно, и окажешься в ловушке. Раковина захлопнется, взмоет ввысь и после выбраться самостоятельно будет невозможно.
А вот выводок мелких афалин при виде жемчужин подняли радостный визг и закружили вокруг с такой силой, что едва не перевернули Миреллу, чьи покрасневшие глаза превратились в два стоп-сигнала. Однако не успела акула угрожающе клацнуть зубами вдогонку самому прыткому дельфиненку, как все раковины разом захлопнулись и застыли, перестав покачиваться, сиять и манить.
Это произошло потому что мы достигли противоположного края впадины, проплыв над непроглядной тьмой.
Нащупав мягкое дно, я ступила на него и моему взору открылась королевская долина – место, где находился сам дворец и жили придворные.
Дома местной аристократии в спонтанном порядке были разбросаны по правую и по левую стороны от дворца и имели одинаковую пирамидально-спиралевидную форму с острыми вытянутыми вершинами. В знатных домах почти отсутствовали окна, разброс оттенков тоже оставлял желать лучшего. Долина была сосредоточением белого цвета, такого пронзительного, что, глянув и отведя взор, потом еще несколько минут приходилось интенсивно моргать, прогоняя белые пятна.
Между домами парили полупрозрачные оранжевые медузы, под грибовидными телами которых болтались длинные ажурные щупальца. Стоило медузе пошевелиться, как щупальца, сверху окантованные дополнительным рядом оранжевых усиков, начинали извиваться будто бы в танце. У некоторых особенно крупных особей щупальца достигали пяти метров и почти касались песчаного дна.
Медузы эти назывались морской крапивой и плавали они именно здесь, у подножия дворца, не просто так, а ради безопасности короля. Стрекающие были плотоядными и, что еще важнее, очень прожорливыми. На своих не нападали, но регулярно выгуливались за границами города для плотного перекуса. Процесс ловли добычи у них не занимал много времени, а потому охранницы быстро возвращались на пост. В благодарность за преданную многолетнюю службу отец позволял им жрать всех, кого захочется и всех, кого получится переварить. Условие одно: «обедать» подальше от столицы.
Казалось бы, как медузы могли кого-то сожрать?
Но эти могли. Поймав щупальцами добычу, они парализовали жертву, впрыскивая яд при первом же контакте. Затем, плотно обхватив теми же щупальцами, затаскивали свой улов в подобие
