крепко держали, а он даже не особенно пытался сопротивляться. Только смотрел из-под длинной русой челки. И стремительно подходившая Софи, желающая убедиться, что с Гадесом все в порядке, невольно поразилась то ли странному цвету глаз, то ли какому-то неправильному зрачку.
Мальчик с волчьими глазами.
Около него оказалась Хель, но ей не давали подойти ближе, пока она удивленно повторяла:
– Фенрир! Фенрир!..
Он не пытался вырваться, не жалел, что его поймали, только смотрел хмуро. И у Софи возникло нехорошее ощущение, что попасться в ловушку мог тот, кто этого хотел – или кого подставили сообщники.
– Гадес? – Софи прижалась к нему, обнимая, чувствуя его спокойную темную силу, зная, что он в порядке и не ранен. – Аид…
Он гладил ее по волосам, и рука дрогнула, когда Софи назвала это другое имя.
– Все в порядке, Сеф.
Она не помнила, но ей и не нужно было. Она просто знала.
Оружие Трех Богов упало на пол, когда Сет небрежно его отшвырнул. И стряхнул с руки кровь, оставленную лезвием.
Софи почувствовала, как руки Гадеса сжались:
– Что ты сделал?
– Спас твою задницу, – огрызнулся Сет. – Ты бы умер. Даже ты.
– Что ты сделал? Яд…
Софи поняла, что хотел сказать Гадес. Сет поймал острие ладонью, новая порция яда попала в его кровь через порез.
Возможно, Сет хотел что-то ответить. Наверняка такое же едкое. Но он только покачнулся, как будто хотел ухватиться за Гадеса, и повалился на пол. Устрашающе безмолвно.
Софи ощущала это кожей, кончиками пальцев: смерть. Во всем зале среди богов царила смерть. Костями хрустела под каблуками женщин, еще не рассеявшимися тенями клубилась вокруг нескольких тел. И ласкала Сета через еще одну порцию яда.
– Долбаный придурок! – шипел Гадес. – Тебе же нельзя больше яда, нельзя!
Сет вряд ли слышал. Софи видела, как он закашлялся, и на его губах запузырилась кровь.
Сет умирал. Они ничего не могли изменить.
Софи запомнила только отдельные картинки: Гадеса, который до последнего пытался что-то сделать, слезы на лице Нефтиды, испуганные лица Амона и, кажется, Анубиса.
Даже с Зевса сошла его лощеная уверенность. Он стоял в стороне, и на его лице отражался настоящий ужас, когда он смотрел на лежащего Сета, на богов вокруг него. Оглядывался вокруг. В этот момент Зевс наверняка понимал, что ловушка пусть и захлопнулась, но цену пришлось заплатить непомерную. И стоило ли оно того?
Сет снова закашлялся, кровь хлынула у него изо рта. Софи положила руки на плечи Гадеса, ощущая, как тот дрожит, но еще пытается что-то сделать. Он тоже знал, что все бесполезно, что как с Амоном сейчас не получится. Гадес мог задержать Сета, но был бессилен перед Оружием Трех Богов, а Сет не просто умирал, его сущность бога рассыпалась на части, крошилась, вытекала вместе с толчками крови.
Когда умирает божество, это страшно. И красиво. Остальные боги замирают в ужасе и благоговении. Остальные переводят дух: не они. Но пока разрушается божественная сущность, остальные ощущают, как рушится их мир.
Когда умирает божество, вспыхивают даже погребальные цветы. Оставляя лишь пепел и прах.
Осирис.
Он подошел темным ощущением болезненной смерти, разрытой земли, пещеры, ставшей братской могилой. Столетиями, которые даже кости обращают в прах.
Все невольно отпрянули – даже Гадес.
Осирис опустился на колени, одним движением, как топор палача на плаху.
– Сети, – его слова предназначались только одному из них. Слова, которые сочились силой. – Сети, ты не умрешь сегодня.
Софи показалось, она услышала «Ты мой брат», но позже не могла с уверенностью сказать, эти слова действительно прозвучали, просто отозвались внутри ее сознания или их никогда и не произносили.
Осирис что-то сделал. Софи не могла распознать, не была уверена, что поняла бы, даже будучи богиней Персефоной. Осирис сделал что-то отличное от всего, что когда-либо делали боги.
А потом она поняла: Осирис поделился частью своего бессмертия, частью собственной сущности.
Поднялся и посмотрел на Гадеса:
– Ему будет больно сегодня. Моя сила слишком отличается от его. Но он должен остаться в этом мире.
Софи не знала, что имеет в виду Осирис: в этом мире в смысле нельзя в Подземный? Или так он говорит о том, что Сет не должен умереть?
Гадес только кивнул. Посмотрел на ровно задышавшего Сета, поднялся. Он оставался твердым и как будто спокойным. Только Софи, чьи ладони все еще касались Гадеса, ощущала, как он едва заметно дрожит.
– Зевс, – Гадес разрезал воздух словами, будто клинком. – Займись Оружием и Фенриром. Ты можешь перенести нас к Сету?
– Конечно. Борей сделает. В саму квартиру не сможет, но рядом.
Софи казалось, этот вечер бесконечен. Но им не пришлось возвращаться сквозь весь Лондон, хотя она почти не запомнила, как они снова оказались в квартире Сета, как она осталась в своей комнате, когда Гадес отнес Сета в спальню и остался с ним и Нефтидой.
Софи хорошо запомнила только крики, полные боли, как будто живое существо медленно разрезали.
Поэтому, когда глубокой ночью к ней постучался Амон, она впустила его. Он казался измученным и явно еще не спавшим.
– Анубис хотел быть тут, но Осирис не позволил. А я… я не могу больше слушать, как он кричит.
Софи подвинулась на кровати, и они с Амоном сидели рядом, накрывшись одним одеялом, как брат с сестрой. И до утра слушали крики сквозь тонкие стены.
Персефона перебирает украшения в резной шкатулке. Бездумно касаясь пальцами серебряных завитков и гладкой поверхности камней. Аид видит ее отражение в темном зеркале, ее задумчивость. Он подходит сзади, кладет руки ей на плечи. Целует в макушку.
– Может, нам стоит смириться с циклом? – неожиданно говорит Персефона. Смотрит на отражение Аида.
Он хмурится.
– Мы сопротивляемся, – продолжила Персефона. – Ищем выход. Но вдруг его нет?
– Ты предлагаешь сдаться?
Она медлит. Кивает. На ее лице отчаянье и боль. И Аид твердо произносит:
– Нет.
Гадес удержался от того, чтобы довольно зажмуриться, смакуя горьковатый кофе Амона. С привкусом миндаля и корицы, хотя сложно сказать наверняка, что туда подмешивается. Но за последнее время этот вкус уже стал чем-то, напоминающим об уюте.
Амон сидел напротив, задумчиво пил свою порцию и сегодня не казался лучезарным. Хотя обычно даже в хмурый промозглый день, нависавший за окнами тучами, Амон освещал кухню особым теплым сиянием. Или так хотелось верить Гадесу.
– Что в Подземном царстве? – спросил Амон. Он явно не спал сегодня, выглядел необыкновенно хмурым и растрепанным.
Рано утром Гадесу пришлось отправиться туда, наводить порядок среди вернувшихся эриний и кер, а заодно уточнять
