«Твоя мать у нас. Дурковать не будешь, ничего ей не будет. Вылечишь человека, получишь её в целости и сохранности. И денег заработаешь. Позовешь ментов, отрежем ей голову.
Завтра в 10.00 у памятника на площади Героев-пограничников. Там тебя встретят».
- Значит, в десять, - задумчиво повторил я, поднял глаза на тётю Машу. – Ну, вот, какая-то определенность обозначилась.
Тётя Маша забрала у меня письмо, повертела в руках.
- Я не Шерлок Холмс, - сказала она. – Определять по письму, кто его написал, и где он находится, не умею. Но мне кажется, что тот, кто его написал, с тобой ссориться не хочет. Так, что большая вероятность, что твоя мать жива и здорова. И с ней всё в порядке.
- Вы никому завтра не звоните, - задумчиво сказал я. – Я сам с ними справлюсь.
- И не думай! – взвилась тётя Маша. – И мать угробишь, и сам угробишься!
- Да не буду я с ними воевать, тёть Маш! – успокоил я соседку, а сам подумал: «Всех убью!»
В воровской малине
- Э, пацан!
Я обернулся. Рядом притормозил зеленый «Москвич-2140». С переднего пассажирского сиденья через окно скалился волосатый молодой мужик лет 30.
- Тебя не Антохой зовут? – парень опять осклабился.
- А вас не учили не тыкать незнакомым людям? – зло усмехнулся я.
- Да как скажешь, я могу и уехать, - хмыкнул он. – Это тебе больше нужно, чем мне.
- Езжай! – махнул рукой я и отвернулся от него, махнув рукой и вешая на него слабенькое проклятие. Начнет действовать оно не сразу, а через три дня. Но по эффекту будет не слабее чем то, которым я наградил Грача.
Сегодня полночи я занимался тем, что конструировал заклятья – делал вот такие «отсроченные» проклятья, усилил «каменную кожу», сделал три вида «дротиков», в том числе один смертельный, мгновенно парализующий сердце и всю нервную систему, отработал три вида «ночных кошмаров».
Как только стукнуло 10.00, я набросил себя максимально усиленную защиту, встречая противника в полной боевой готовности. Даже нож примотал ремнями к голени под правую штанину. Увидеть его вроде не должны, только если нащупают…
- Ладно, ладно, не горячись! – волосатик осклабился. – Поехали, люди ждут.
- Люди, люди, хрен на блюде! – ответил я. – Вылазь, спереди я поеду!
- Не, чувак, - мотнул головой волосатик. – Ты поедешь сзади с завязанными глазами. Бугор сказал так. Извини, но…
- Ладно! – я сел сзади. Рядом сидящий пассажир, я не успел его даже разглядеть, накинул мне на глаза плотный шелковый платок, завязал сзади.
- Нормально? – поинтересовался он, - не жмёт?
- Нормально, - согласился я. – Поехали!
Разумеется, я им не стал говорить, что с завязанными глазами я прекрасно всё вижу – в магическом зрении.
«Москвич» взревел движком и рванул вперед.
Крутились они со мной по городу долго, не меньше часа. Три раза проехали мимо памятника пограничникам, два раза прокатились по центральной улице, пару раз проскочили мимо здания УВД. Мне было немного смешно наблюдать, как они путают следы, не зная, что я все это прекрасно отслеживаю. Пока ехали, я успел скинуть тот же конструкт проклятия и на водителя, и на соседа слева. Этот сосед, пока ехали, вроде как обнимая, тщательно меня всего общупал, кроме правой ноги, которую я прижал к двери.
- Ты бабу свою щупай! – разозлился в конце концов я, пнув его локтем. Впереди хохотнул волосатик. Сосед отодвинулся.
Машина свернула на Старопосадскую, проехала мимо земляного вала (остаток защитных сооружений периода татаро-монгольского нашествия), вывернула на Рыбацкую. Здесь была зона домов частного сектора. Мы остановились перед металлическими воротами, водитель нетерпеливо раз, другой нажал клаксон. Ворота открылись. «Москвич» заехал во двор.
- Выходи! – скомандовал волосатик. – Глазенки можешь открыть!
Знал бы ты, что скоро твои глазенки закроются раз и навсегда, веселился бы по-другому! Я мысленно позлорадствовал.
- Пошли в дом! – волосатик меня сразу потащил к крыльцу, не давая оглядеться. Тем не менее, я успел увидеть, всё что хотел: маленький дворик с навесом, гараж, двухметровый забор из плотно пригнанных друг к другу досок, собачью будку, из которой выглядывала крупная морда какой-то авторитетной твари, ну, и собственно, дом – видимо, просторный, двухэтажный из белого кирпича с большими окнами.
- Пошли, пошли! – волосатик толкнул меня в спину, придавая ускорение. Я повернулся, перехватил его руку и рванул её в бок. Мужик слетел с крыльца, растянулся. Из будки выскочила псина – алабай, грозно рыкнул на меня, натянув цепь.
Волосатик вскочил, размахнулся.
- Еще раз попробуешь меня тронуть, убью! – спокойно сообщил я. Еще раз наложил конструкт «каменная кожа» - на всякий случай.
Я прошел через небольшую прихожую, в которой стояла куча всякой «уличной» обуви – от кирзовых и резиновых сапог до модных остроносых лакированных туфель. Разуваться не стал – принципиально. А вот волосатикпоспешно стал расшнуровывать кроссовки.
Я не стал его дожидаться, открыл дверь в дом и огляделся. Прямо передо мной располагалась кухня-столовая с печью-голландкой посередине. Слева был стол, за которым то ли завтракали, то ли просто пили чай два мужика в белых майках-алкоголичках и тренировочных штанах. Они обернулись и посмотрели на меня. Я чуть ли не присвистнул – столько всяких картинок на каждом: и спереди, и сзади, и по бокам, и на руках!
- Здоровья не желаю, - сразу сообщил я. – Доброго дня тоже. Кто меня звал?
- А что так?
Справа оказалась еще одна дверь, которая вела в комнату. Там стоял пожилой полный черноволосый мужчина в «адидасовском» спортивной костюме. Он демонстративно окинул меня взглядом с головы до ног.
- Ствола нет, пера тоже! – пискнул сзади меня волосатик.
- Меня зовут Шалва. Можешь меня называть дядя Шалва или
