– Не смей сравнивать Арахну с имбирным пряником! – разозлился он.
– Кого?!
– Арахну! Её так зовут, – возликовал он и забегал по подоконнику, возбужденно размахивая лапками. – Это знак, указующий перст! Где это видано, чтобы бабочек так называли? Нет, всё неспроста! Она предназначена мне судьбой!
Я решила зайти с другой стороны:
– А о ней ты подумал? О её безопасности?
Паук резко остановился и холодно сложил лапки перед собой:
– Что ты имеешь в виду?
– Представь, что будет, если вы, к примеру, поссоритесь и ты в порыве гнева съешь её… ну, или надкусишь, – поправилась я, заметив, как он возмущенно напыжился.
– К твоему сведению, я ради неё стал вегетарианцем!
– И поэтому ты сегодня за завтраком лопал кузнечиков, аж за ушами трещало!
Едва это сказав, я вспомнила его странную реакцию на подношение мадам. Так вот в чем было дело! Не слишком-то, наверное, приятно видеть сородичей своей возлюбленной, сервированными к завтраку… хотя о чем это я – раньше его это не смущало. Вспомнила я и то, как старательно он выбирал кузнечиков, откладывая бабочек в сторону. Но тогда я не придала этому значения – Магнус всегда был привередлив в плане еды. Мало ли, вдруг ему сахарная обсыпка пришлась не по вкусу… То, что причина совсем в другом, мне и в голову не приходило.
– У пауков нет ушей, – отрезал он.
– Не придирайся к словам.
– И я имел в виду, что стал вегетарианцем в отношении чешуекрылых. «Небабочкоедом», если так тебе больше нравится. Ради неё я даже вступил в Лигу воздержания, оставив в рационе всего несколько видов насекомых.
Я набрала в грудь побольше воздуха для новых аргументов, но он сделал нетерпеливый жест лапкой, отсекая все возражения.
– Разговор окончен. Я не хочу больше это обсуждать. – Он вернулся к своей паутинке, устроился в гамаке и отвернулся к окну. – Думал, уж кто-кто, а ты меня поймешь.
Грустный тон заставил меня устыдиться. А ведь Магнус прав: я сейчас поступаю в точности, как мой отец, – отнимаю у него право выбрать собственный путь, навязывая общепринятые нормы. Да и кем они приняты? Покажите-ка мне этого «Обще», который почему-то решает за других!
Я подошла к окну и встала рядом:
– Прости, Магнус. Кажется, я поторопилась с выводами… и была слишком категорична.
Он шевельнулся, но ничего не ответил, продолжая лежать, отвернувшись от меня и чуть раскачиваясь.
– Она красивая… как вы с ней познакомились?
Против этого он не смог устоять. Главная особенность влюбленных в том, что они готовы часами разглагольствовать об объекте своей страсти, причем смыслу и связности в этих высказываниях отводится роль статистов.
Он перевернулся на спину, закинул лапки за голову и мечтательно уставился в потолок:
– Помнишь тот день, когда я встал раньше тебя?
– Это когда мы опоздали на встречу с Озриэлем? Ты ещё помогал Эмилии оформлять букеты и… – тут я запнулась и пораженно закончила: – Она прятала в бутоны бабочек. Так, значит, тогда вы и встретились?
– Да, Эмилия отпустила её, сказав, что жаль будет помять такие крылышки (ну, ты же видела Арахну, конфетка, а не бабочка!). Для бутонов подходили более ординарные виды, помельче и попроще в плане конфигурации. Потом была вся эта беготня с проверкой в лекарской башне…
– И я отослала тебя, попросив предупредить, что задержусь…
– Да, – подтвердил Магнус и оттолкнулся ножкой от стекла, качнув гамак. – Я вернулся совершенно помятый (в прямом смысле – я ведь полдня просидел в твоём кармане) и вымотанный. Устроился вот на этом самом месте, поднял глаза, и каково же было моё удивление, когда на раме я увидел её… Солнце висело низко над городом, отражаясь бликами от крыш, печных труб и флюгеров, и её крылышки горели багрянцем, а прожилки рассыпали искры. Должно быть, одна из них попала прямиком в моё сердце, потому что с того дня…
В общем, вы с легкостью можете представить себе дальнейший рассказ, ибо речи всех влюбленных похожи. Приводить его я здесь не стану. Достаточно будет упомянуть, что на фоне их с Арахной истории любви препятствие на пути легендарных Рома и Джулии – надуманный пустяк. Кстати, оказалось, что его метка в форме сердечка сыграла во всём этом не последнюю роль: бабочка находила её очень милой.
– Прими мои извинения, Магнус, – сказала я, когда он закончил. – Я напустилась на тебя, толком не разобравшись в ситуации. Я была неправа, но больше такой ошибки не совершу и не стану препятствовать вашим отношениям. Достаточно будет и тех трудностей, которые возникнут сами собой по ходу дела.
Паук вскинул лапку:
– Стой.
Я замерла.
– Зачем?
– Хочу насладиться этим моментом: принцесса просит у меня прощения!
– Да ну тебя! – я шутливо качнула гамак, и Магнус едва успел ухватиться за паутинку, чтобы не вывалиться, а потом мы оба расхохотались.
Мир был восстановлен.
– Ты не поверишь, – начал было он, – не далее, как три дня назад… – Он резко замолк и уставился за окно, где уже окончательно стемнело. – Ты это слышишь?
– Что именно?
– Этот странный звук…
– Это Шебутной переулок, здесь скорее обычный звук покажется странным… – Я прервалась, потому что тоже его услышала, и тут же подскочила на месте. – Это филин?
– Кто?
Я в паре слов пересказала ему новости про вечеринку, уже направляясь к двери. Взявшись за ручку, я обернулась и добавила:
– Странно, Озриэль сказал, что придёт только в полночь, а сейчас нет и десяти…
* * *
Палаточники уже свернулись, телеги стояли накрытые мешковиной до следующего рабочего дня, и лишь в нескольких лавках горел свет, пробиваясь из-за закрытых ставней. Я повертела головой. Условный сигнал повторился, и я поспешила к росшему у обочины деревцу, откуда он доносился.
Вы не поверите, это действительно был филин! С минуту я укоризненно глядела на силуэт с янтарными глазами, примостившийся на нижней ветке, а потом вернулась в лавку.
Ложная тревога повторилась ещё дважды. Похоже, Шебутной переулок стал сегодня местом притяжения всех филинов королевства.
– Может, это? – лениво позевывая, прокомментировал Магнус и махнул на черноту за окном.
Я прислушалась.
– По-моему, кто-то просто полощет горло…
Но на этот раз Магнус оказался прав. Видимо, Озриэль тоже не знал, как кричат филины…
* * *
Мадам стала для ифрита неожиданностью. Он поджидал нас в тени у проулка и помахал рукой, обозначая своё присутствие. Когда мы подошли ближе, я разглядела перекинутые через руку плащи.
– Извините, тут только два, – растерянно сообщил он. – Я не знал, что вы тоже будете, мадам Гортензия.
– На нас же темные накидки, – возразила я, настороженно косясь на плащи. С некоторых пор я не доверяла этому элементу одежды.
Накидки были идеей Магнуса. Кстати, сам он сказал, что нагонит нас в пути, и отправился на поиски Арахны, с которой собирался пойти на вечеринку.
– Это плащи-хамелеоны. Подстраиваются под местность, по которой вы идете, – пояснил Озриэль и поспешно добавил: – Я взял их не там, где ты думаешь, Ливи. Они честно добыты на сером рынке.
– Я никогда не сталкивалась с хамелеонами, но как «подстраиваются под местность» соотносится с оранжевым цветом и салатовыми блестками?
Такое ощущение, что все магические плащи шьет один производитель. Может, они и наделены отменными волшебными качествами, но вот с дизайном ему ещё работать и работать.
– Любой магический плащ нужно надеть, чтобы активировать свойства. Некоторые ещё и обязательно застегнуть, – подала голос Эмилия и смущенно опустила глаза. – Ну, так мне рассказывали…
Озриэль глянул на неё с явным одобрением:
– Верно!
– Ничего страшного, – сказала мадам. – Мы с Эмилией вполне можем укрыться одним плащом, правда, Эмилия?
– Конечно!
Звоночки сводницы заиграли в моей голове свадебный марш.
– Эмилии лучше разделить плащ с Озриэлем, – вмешалась я.
– Даже не знаю… – пробормотала Эмилия.
– Вообще-то, гхм, ээ, да… – сказал Озриэль.
Предложение помимо того, что преследовало вполне определенную цель – сблизить влюбленных не только на духовном, но и на пространственном уровне, представлялось также вполне разумным, из-за соотношения в росте: Озриэль был следующим по высоте после моей напарницы, а наименьшая разница была между мной и мадам. Однако в ходе примерки стало ясно, что они не умещаются под одним плащом, так что в итоге делить укрытие пришлось нам с Озриэлем.
– Сюда, – сказал он, и мы двинулись в указанном направлении.
Держась подворотен и проулков, мы добрались до выхода из города. Пару раз пришлось неподвижно замереть, пережидая патруль. Даже в такое время суток, когда все шторы на окнах задернуты и, соответственно, никто не может оценить их старания, стражники шли, чеканя шаг, громыхая висящими на боку саблями и распевая во всё горло положенную по уставу колыбельную. В первые несколько ночей я просыпалась от неё через каждый час, но потом привыкла и перестала обращать внимание.
