до этого?
— Я не смогла ничего узнать сделать пока, но я постараюсь сделать позже — мне должен помочь отец и Мнемозина. Я встречусь с ней через три дня в Жемчужных Садах. А ты должен прийти в мой храм на Гончарной в эту субботу ровно в восемь вечера. Обратишься старшей жрице Антее — она проводит ко мне.
— С чем прийти на свидание? — сейчас мне хотелось шутить, и душа, струнки которой задела Артемида, весело пела.
— Мне смешно, Астерий. Нет, ты слишком человек! Невыносимый человек! Раз так, то принеси мне цветы: розовые или белые хризантемы. И вот еще что: не рассчитывай на слишком большую милость от меня, — она замолчала, поглядывая на дверь, — графиня стоит там и подслушивает нас.
— Мам, заходи, не стесняйся! — громко сказал я.
— Вот зачем это⁈ — Артемида нахмурилась.
— Мне нравится даже твоя строгость, — я обвил ее талию и впился в губы.
— Астерий! — богиня вскрикнула и уперлась ладонью мне в грудь.
Меня словно пронзило молнией. Мышцы скрутило в тугие жгуты, боль отозвалась в каждом нерве.
— Я тебя предупреждала! Жалею, что пришла без оружия, — сердито проговорила она. — Сейчас ты сам все испортил. Я ухожу. А ты не забудь в субботу в восемь, в храме Артемиды Берегущей!
— Величайшая, будь милостива, не уходи! — я протянул руку к ней, оцепенение постепенно проходило.
Она исчезла в ярком серебряном свете, осталась лишь радость. Огромная радость, от которой сердце рвалось из груди. Постояв еще минуту, я подошел к двери, открыл и выглянул в коридор — там никого не было. Достав коробочку «Никольских», я закурил, стараясь вернуться в мыслях к схемам, оставленным на столе. Это оказалось непросто: меня еще не отпускали переживания близости с Артемидой. Но как бы ни говорила Охотница о моих человеческих слабостях, я еще и Астерий, и умею управлять вниманием, настраивать разум на нужный лад.
Когда я сел за стол и взял ручку, меня вдруг осенило… Пришло это сразу, точно вспышка. Да, да! Как же все просто! Рабочая схема устройства решалась через перекрестный мост из четырех кристаллов: два марсима и по одному реута и цодия. Причем последний обязательно на управляющей подложке Золотова с хорошим теплоотводом. Эта идея раскрылась передо мной сразу в готовой форме, наверное, от того, что меня наполняло вдохновение. Особое божественное вдохновение, оставленное Охотницей. Ее аромат — аромат цветов акации еще витал в комнате, и сердце все так же наполняла радость. В субботу я буду перед Артемидой с цветами. И еще кое с чем: «Капли Дождя» — не зря же я делал этот шаблон. Мы встретимся в закрытой части храма или… Ведь раньше Охотница говорила о своем доме где-то здесь, в Москве. Ладно, не следует сейчас волновать себя этими мыслями.
Через терминал коммуникатора я отправил Жоржу Павловичу окончательный вариант схемы нашего волшебного устройства, разделся и лег в постель. Перед сном следовало хотя бы немного попрактиковать «Лепестки Виолы» — все-таки полноценный магический щит мне нужен скорее. Чем я и занялся. Уснул примерно через полчаса от утомления.
Утром за завтраком нам прислуживала новая девушка: рыженькая, конопатая и некрасивая из-за большого рта и приплюснутого носика — служанка Ксения. Конечно, мама специально наняла такую, памятуя о случае с Дашей. Поедая котлету с гречневой кашей, я с интересом поглядывал на новенькую и неожиданно мне подумалось, что она не такая уж дурнушка, есть в ней какая-то особая изюминка. Тут же сам себя и одернул: «Имей совесть, граф! Это точно будет перебор! Есть Айлин, которая тебе особо дорога, есть княгиня Ковалевская, и Даша, которая хотя в ссылке, но она все равно есть. Ах, да, еще Талия, которая весьма разнообразит твою жизнь. Причем так, что одной только баронессы кажется слишком много. И на этом хватит! Остановись, Елецкий!».
— С кем ты вчера ночью разговаривал? — спросила мама, когда Ксения отошла, чтобы подать десерт и кофе.
— С тобой. Ты же стояла у двери, и я приглашал войти, — я отправил в рот кусочек котлеты.
— Саша, ты прекрасно понял мой вопрос. Кто у тебя был в комнате перед сном? — маме явно не понравился мой ответ.
— С Артемидой. Ты же все слышала, — я потянулся за кусочком хлеба.
— Почему она приходит к тебе? — просила она тихо, наверное, не желая, чтобы нас услышала Надежда Дмитриевна, поливавшая цветы у окна. — Саша, меня это настораживает. Боги не приходят просто так. Их не слишком интересуют наши мирские дела.
— А ты еще спроси, какие у меня с ней отношения, — усмехнулся я. — Мам, приходит потому, что у нас с ней общие интересы. И что тебя настораживает? То тебя настораживает Айлин, то Талия, теперь Артемида. Не запутаешься в своих настороженностях?
— Почему она называла Астерием? — темные глаза графини испытующе смотрели на меня.
— Потому, что я — маг. А у магов бывает несколько имен, несущих важные магические смыслы, — ответил я, повернув голову к двери на кухню.
Мама не стала дальше мучить вопросами возможно потому, что вернулась Ксения. Она несла поднос с кофейником, чашками и вазочками со сладким. Когда мои глаза встретились с бледно-голубыми глазами служанки, я подмигнул ей и сказал:
— По вечерам я люблю пить чай в своей комнате. Хочу, чтобы ты мне подала его сегодня.
— Саша! — мама притопнула ногой под столом.
Конечно, это было сказано именно для мамы. Я улыбнулся, не без удовольствия глядя на возмущение на ее лице и на смущение Ксении.
— Что-то не так? Разве я не могу попросить Ксению подать мне вечером чай? — меня разбирал смех.
Конечно, с моей стороны это было бессовестной провокацией, но надо же как-то приучать маму к мысли, что я — взрослый, и не следует лезть в мои дела и отношения. Что-то подсказывало мне: приучать маму придется всю жизнь без особой надежды на результат. И это не так плохо — своего рода развлечение. А с другой стороны, это утомляет. Может выдать ее замуж за барона Евстафьева не такая дурная идея? Ведь я, если задамся такой целью, то вполне смогу подтолкнуть Елену Викторовну к этому.
Да, кстати, спохватился я: уж на ком как не на маме испытывать «Капли Дождя»! Коснувшись ее руки, я активировал ментальный шаблон со словами:
— Мам… ты у меня такая заботливая. Вот только заботливая слишком. Расслабься. Хорошо?
— Да, Саш, прости, я иногда слишком, — на ее лице появилась благодарная улыбка.
Когда я встал из-за стола, сделав последний глоток кофе, Елена Викторовна так и сидела за столом, держа в руке чашечку и мечтательно глядя в окно. Уходя, я поцеловал ее в щеку и сказал:
— Я в школу. Ты бы отбросила все эти опасения, подумай о чем-то приятном, например, Евклиде Ивановиче, ведь он в тебе души не чает.
— А Талия… — графиня подняла ко мне свои глубокие карие глаза.
— Что Талия? — не понял я.
— Ничего. Все хорошо, — она махнула рукой.
Ксения провожала меня до двери и учтиво открыла ее.
— Ваше сиятельство, так вам нужно подавать вечером чай в покои? — негромко спросила она.
— Будет видно, — я шутливо коснулся указательным пальцем ее забавного носика. — Пип!..
Она точно милый поросенок. Есть в ней что-то интересное.
До дома госпожи Синицыной я добрался минуты на три раньше и даже — небывалое! — мне пришлось ждать ее. За ожидание я был награжден тремя звонкими поцелуями и рассказом, что я все-таки прокрался в ее сны. Всю дорогу до школы Айлин щебетала о всяких пустяках, жаловалась, что школа забирает так много времени, мучит ее некоторыми ненужными занятиями и она хочет, чтобы скорее наступило лето. Уже у ворот школьного двора, мой эйхос пискнул, сигнализируя о сообщении. Я ждал сообщение от графа Голицына — не терпелось узнать, доволен ли он схемой. Да, кстати, и название устройства я придумал ночью. Назвал его так: «эрминговый преобразователь Голицына-Елецкого». Да, название устройство не совсем точно отражало принцип его работы, но в этом крылась моя уловка. Если кто-то попытается докопаться, каким образом мы настолько усиливаем кристалл гирвиса, то он будет пущен по ложному следу.
Возле ступенек я отдал сумку Айлин, а сам включил эйхос, чтобы прослушать свежее сообщение. Но нет, от Жоржа Павловича пока не пришло ничего, за то было послание от Талии. Я нажал пластину и услышал:
«Сашенька, я больше не целка! Аид дери, как я этого ждала! Ты не представляешь, какое облегчение! Папа пока ничего не знает, но я его плавно подготовлю. И главное: мы должны это обязательно отметить!