ночных хозяев в природных условиях. Для класса «А» занятия обязательны.
Щеки запылали. А Навка подлила масла в огонь, помахав ей рукой и одарив ослепительной улыбкой:
– Надеюсь, мы подружимся!
– Непременно! – ответила Виола такой же ослепительной улыбкой. Не проваливаться же сквозь землю от неловкости.
От еще нескольких фамилий и названий спецкурсов у Виолы волосы встали дыбом. Водянов, который преподает плавание, спасение на водах и язык речных обитателей? Вольф – учит дрессировке собак, медитации и дает тренинг по стайной психологии? Лель ведет этику и психологию межвидовых отношений и семейной жизни, а для особо одаренных – класс духовых музыкальных инструментов?
А вот когда на бревно шагнул Сенсей, Виоле стало жуть как любопытно. Неужели она наконец узнает его фамилию? Или хотя бы имя?
Не тут-то было.
Сенсея так и представили как Сенсея. И спецкурс он вел по криминалистике – вдобавок к единоборствам, фехтованию и городской географии.
У Виолы совсем голова пошла кругом. Не столько от Мавок, Навок и Кикимор, сколько от совершенно спокойной на это реакции студентов. Розыгрыш? Хеллоуин на месяц раньше? Но слишком все серьезно для розыгрыша, да и что-то никто не смеется.
– Дон, – тихо спросила она. – Это нормально, да?
Дон обернулся, посмотрел задумчиво.
– Теперь понятно, почему никто не рассказывает. В собачку Баскервилей поверить проще. Интересно…
Что интересно, Дон не договорил, потому что Твердохлебов повысил голос, глядя строго на них.
– А теперь наш уважаемый мэтр Валерий Сергеевич Болотников!
На бревно вспрыгнул богемного вида мужчина – светловолосый, высокий, с фотокамерой на груди. Улыбнулся Виоле и даже помахал ей рукой.
Понравилась она ему, что ли? И когда разглядеть успел!
Судя по недовольным взглядам одноклассниц, они тоже решили, что понравилась. И оценили по достоинству стильные драные джинсы и дорогие часы, выглядывающие из рукава нарочито небрежного свитера.
– …ведущий спецкурсов по выживанию в дикой природе, ориентированию на местности и северному фольклору, – продолжал Твердохлебов. – Также господин Болотников ведет факультативные занятия по фотографии истинной сути, но подробнее об этом вы узнаете на третьем курсе.
Девчонки разочарованно выдохнули. Похоже, на спецкурс по фотографии собирались записаться все скопом и прямо сейчас.
Все, кроме Виолы. Пусть девчонки охмуряют господина Болотникова, а ей хватит Дона. Особенно пусть Маринка займется преподом, тем более она на Дона обижена, ей не до него, и вообще. Без нее неплохо. А пока самое время съесть, наконец, бутерброды, а то в животе уже бурчит. То ли у нее, то ли у Дона, то ли у обоих сразу. Вот почему шашлыком пахнет, а есть его до сих пор не дают?
Пока Твердохлебов еще что-то говорил об очередном предмете, Виола достала из рюкзака бутерброды, один протянула Дону, а второй уже собралась откусить сама, но тут над ухом раздалось вкрадчивое:
– Надеюсь увидеть вас на моем спецкурсе.
Виола вздрогнула и обернулась.
Ей улыбался господин Болотников. Милейшим образом улыбался, только глаза у него светились. Как гнилушки.
– Э… непременно… – ответила она, отступая и упираясь спиной в Дона.
– И смею напомнить о вашем обещании…
Виола застыла, судорожно пытаясь сообразить, когда это она успела ему что-то обещать, если в первый раз видит?
А господин Болотников улыбнулся еще шире, так, как человек улыбаться не может, и показал глазами на бутерброд.
– Я же был вежлив. Ведь вы не в обиде на ту маленькую шутку и передадите вашему многоуважаемому батюшке мое глубочайшее почтение?
На миг Виоле показалось, что зеленый свитер превращается в кору, между пальцев ухоженных рук прорастают перепонки… и тут, наконец, до нее дошло.
Все было по-настоящему.
Болотная нечисть, мавки и водяной – здесь.
Русалки и оборотни – дома.
Сказка, в которой она жила, приезжая в отцовский замок в Лиможе, – такая же реальность, как школа в Петербурге, как это болото. Как руки Дона, обнимающие ее сейчас. Как болотный дух, которому она обещала бутерброд.
– К… конечно, я передам отцу. И вот ваш бутерброд, господин Болотников. Благодарю вас.
Болотник принял из ее рук бутерброд как величайшую драгоценность и поклонился.
– Это большая честь для меня. Ваш покорный слуга.
Прозвучало так, что Виола поверила – да, покорный. Да, слуга. И да, ее отца называют Драконом не просто так.
О боже…
– Ну ты настоящий сеньор Морена, – хмыкнул Дон, когда болотный дух развеялся туманом. Вместе с бутербродом.
Виола чуть не спросила, почему вдруг сеньор? Дон что, настолько привык, что она – свой парень, что уже и девушку в ней не видит? Обидно же. Когда ребята зовут Киллером – хорошо и правильно, а вот Дон… с Доном все иначе…
Но обидеться не успела: перед ее носом оказалась половинка бутерброда, отданного Дону.
– Держи. И пошли добывать шашлык. И сбитня выпьем. Слышишь, эта, как ее, Мавка орет про сбитень?
В груди потеплело, и Виола невольно улыбнулась. Подумаешь, подразнил немного, он же… ну… по-дружески! Не на что обижаться. Болотников ляпнул про слугу, вот Дон и того! Сеньор такой, ага, ловит вассалов в болоте.
– Слышу, – кивнула она, и прижалась к Дону плечом, и довольно выдохнула, когда он ее обнял. По-дружески, да. – Идем к костру!
Там, у костра, Мавка наливала всем желающим горячий сбитень, Лель играл на рожке лихую плясовую, Болотников чуть в стороне изо всех сил очаровывал двух девчонок-биологов…
Чудное все-таки место – болота в лунную ночь!
Глава 20,
в которой кое-кому для полноценного пира не хватает только чумы
За те без малого пятьдесят лет, что Франческо не был в Санкт-Петербурге, город не слишком изменился. Такой же холодный, мокрый и неуютный. Франческо никогда не понимал, как в таком ужасном городе могли рождаться вполне пристойные художники и артисты, зато прекрасно понимал тех, кто отсюда бежит со всех ног. Единственным подходящим местом для искусства он всегда считал Италию, на худой конец Испанию, Грецию и южную Францию, но не это псевдоевропейское недоразумение.
Недоразумением в этом городе было все. Климат, архитектура, музыка и даже вино. И, конечно же, люди. Сердитые, серые, вечно недовольные и совершенно не умеющие восхищаться! Да куда там восхищаться, даже улыбаться – и то разучились!
То ли дело в родном Милане!
– Отвратительный город, – сообщил он Луи, когда хмурый носильщик взялся за их чемоданы в аэропорту. – А ты улыбаешься, как американский имбецил.
Луи вместо ответа пожал плечами и принялся насвистывать «Сурка».
Его розовенькая секретарша тут же развила бурную деятельность: принялась звонить в отель, куда-то еще – Франческо, разумеется, не вникал, но исходящий от нее восторг и энтузиазм
