когда ты начнешь умирать?
Аскольд Мирин, 00:05
Достаточно просто быть на связи и не очень далеко.
Вера Царёва, 00:06
Например, в соседней комнате?
Аскольд Мирин, 00:06
В пределах одного района. Ты не будешь чувствовать себя несвободной.
Вера Царёва, 00:07
Пока буду сидеть и ждать твоей смерти? Мне всего-то нужно будет все время знать, где ты, а тебе – где я. Это даже хуже брака.
Аскольд Мирин, 00:09
Не все расценивают брак как несвободу.
Вера Царёва, 00:10
А ты не боишься, что мне надоест ждать и я просто убью тебя?
Аскольд Мирин, 00:10
Нет.
Вера Царёва, 00:10
Почему?
Аскольд Мирин, 00:11
Потому что тогда я все равно достигну своей цели. Пусть и несколько раньше, чем планировал.
Вера Царёва, 00:12
И умирать ты не боишься?
Аскольд Мирин, 00:12
Все боятся.
Я положила телефон на живот и уставилась в темноту. Прочти кто этот диалог, покрутил бы пальцем у виска. Я бы и сама покрутила некоторое время назад. Не будь Аскольд тем, кто вот уже как два часа значился у меня в голове под знаком «План Б». А может быть, и «А»…
Я снова включила экран.
Аскольд Мирин, 00:15
Надо ли мне говорить, что ты ни в чем не будешь нуждаться?
Вера Царёва, 00:15
А, так теперь ты предлагаешь мне деньги за свое убийство?
Он замолчал. Кружочек рядом с именем «Аскольд Мирин» горел зеленым, но строчка «Аскольд печатает» пропала. Я подождала с минуту. Похоже, отвечать он не собирался.
Ну и ладно. Я выключила экран. Закрыла глаза, даже не надеясь, что усну. Антон и Ромашка сидели внизу и тихо о чем-то беседовали. Милана хныкала.
В кои-то веки я осталась одна. Могла спокойно подумать о том, что произошло, и о том, что я собиралась сделать. Интересно, давно Антон знает, что Зимняя Дева должна убить? Как он только не боится оставлять меня рядом с Миланой…
Я натянула одеяло до самого носа. Интересно, каково это – убить человека? Антон говорил, убийство ломает. Еще бы. Я до сих пор помнила, как угасала жизнь в глазах Тёмы, с какой надеждой он смотрел на меня и как мне хотелось его коснуться. Я закрыла глаза, попыталась расслабить тело. Аскольд совсем сошел с ума, если думает, что я свяжу с ним пару лет жизни, а потом остановлю сердце. Это как задушить собственного котенка…
Свернувшись под одеялом, я обняла колени. Может, просто меряет по себе. Ему-то ничего не стоит убить. Одно слово – чернушник. Хотя чем я лучше? Не просто так же вскинула сегодня руку к груди этого мужчины. Интересно, Аскольд захочет, чтобы я и за его могилой потом ухаживала? Хотя какая могила – если все пойдет, как он планирует, вместо могилы будет ледяная гладь Озера…
Я сама не заметила, как провалилась в сон.
Кто-то крепко взял меня за плечо, и я проснулась. Перед кроватью на корточках сидел Антон. Рассвет только занимался, и в сумерках тени на его лице казались голубовато-серыми.
– Что? – тихо спросила я.
– Милана заболела, – так же тихо ответил он. – Скоро выезжаем.
Я повернулась. В дальнем углу кровати, укрытая розовым одеяльцем, посапывала Милана. Она лежала без подушки, разметав руки и ноги, в серебристом свете нежно блестели завивающиеся кудри. Ромашка спал в кресле у камина с тлеющими дровами. Антон, похоже, вообще не ложился.
– Пойдем. – Он поднялся и бесшумно двинулся к лестнице. – Хочу тебе кое-что показать, пока есть время.
Пришлось несколько раз провести ладонями по лицу, чтобы заставить себя проснуться. Надо будет лечь дома хоть на пару часов…
– Вера, – шепотом позвал Антон.
Двадцать два года уже Вера.
Натянув кроссовки, я поплелась за ним. Одеяло накинула сверху, как плащ.
На кухне было так холодно, что из губ вырывалось белесое облачко. Я закуталась плотнее, но это не помогло. Антон по-прежнему был в тонком черном свитере. Как ему не холодно?
За окном поднимался непроницаемый туман. Пахло морозом и остывшим жилищем. По ногам сквозило – видно, неплотно прикрыли дверь. Я остановилась посреди кухни и снова потерла щеки. Ощущение было такое, будто я проспала минут пять, да и те – в холодильнике.
– Что ты хотел показать?
Ей-богу, что бы это ни было, оно не стоит подъема на рассвете.
Антон обошел меня и остановился напротив.
– Тебе надо научиться контролировать силу.
– Прямо сейчас?
Тело отчаянно желало принять горизонтальное положение, глаза слипались. Мне казалось, я даже толком распахнуть их не могу – ресницы были точно склеенные.
– Времени мало, – отрезал Антон.
Я широко зевнула, уронив одеяло с плеча. По крайней мере, ему настолько лучше, что он решил мне что-то показать.
– А потом, когда вернемся в город… нельзя?
Антон застыл. Взгляд его стал жестким.
– Понятно. Пойду умоюсь.
Я прошлепала мимо него в ванную, где, несмотря на бойлер, не было горячей воды. Как же я скучаю по цивилизации. И по кофемашине.
Умыться не помогло – я вернулась на кухню такой же убитой. Антон ждал меня, сложив руки на груди и хмуро разглядывая ботинки. Света было чуть больше, и следы усталости на его лице обозначились четче: глубже стали линии на лбу, резче проступил залом на переносице. То, что я раньше приняла за игру теней, оказалось синяками под глазами.
– Ты совсем не спал? – Я встала перед ним, закутавшись в одеяло по самый подбородок.
– Это ерунда. – Антон попробовал улыбнуться. Улыбка получилась вымученной, и он ее быстро стер. – В армии по двое суток иногда не спят. Не отвлекайся.
– Так точно, командир. – Я с тоской покосилась на стулья, но Антон, похоже, и не думал садиться.
– Как ты поняла, что твоя сила вернулась?
– А мы можем сесть?
– Садись, если хочешь.
Сам он не шелохнулся. Ладно.
– Как я поняла, что сила вернулась… – Я заходила по кухне взад и вперед, чтобы не торчать перед ним, как провинившаяся школьница. И тут же вспомнила Аскольда на кладбище в ту ночь, когда он якобы снимал с меня порчу. – Когда я разозлилась.
– А еще?
Я высвободила руку из-под одеяла и протерла глаза. Сказать Антону про Лёшу? Он ведь мне не… Никто по сути.
– В целом всегда, когда я сильно злилась, – сообщила я белесым сумеркам за стеклом.
Это ведь правда. Я разозлилась на Лёшу и чуть его не убила. И на Аскольда злилась – много раз.
– Когда меня накрывали сильные эмоции, – повторила я, подводя черту. – Да.
– И все?
Я обернулась. Взгляд прищуренных карих глаз просвечивал не хуже рентгена.
– Когда
