весь такой деловитый и довольный жизнью.
— Последнее, естественно, раздражает больше всего, — в тон ей продолжил я. — Ну-ну, что дальше? Ты, конечно, тут же зовешь маму…
— Мама в Турции, — устало возразила мне Светка. — На две недели ее туда отправила, потому что… Потому что тоже от нее устала. Она услышала, как я тебе звонила, и такую истерику мне закатила!
Еще бы. Представляю, что испытала эта особа, когда узнала, что ее дочь снова общается с бывшим мужем, который к тому же стал ведьмаком. Я бы на ее месте тоже радости особой не испытал.
— А что за парень с тобой приехал? — Умение Светки сходить с одной темы на другую меня всегда восхищало. — Он мангал развел просто. Дядя Дима и тебя-то к нему не подпускал никогда, а тут — совсем незнакомый человек. Я ничего ему не скажу, разумеется, но если он узнает…
Это да. Батя к своему мангалу, шампурам, решеткам и всему остальному относится крайне ревниво. Собственно, это один из немногочисленных пунктиков моего родителя. Даже мама — и та боится его шашлычные сокровища трогать.
Впрочем, вряд ли Стаса подобные мелочи беспокоят. Не тот он человек.
— Приятель мой, — ответил я Светке. — Он не в курсе, а я сам запамятовал… Да чего теперь, дело уже сделано. Опять же счетчика входящих шампуров на мангале нет.
— А я борщ сварила. — Бывшая заложила руки за спину и внезапно снова стала той самой девушкой, при виде которой у меня под ребрами все ныть начинало. И не только под ребрами. — Ты ведь наверняка голодный? Охота тебе остывшим мясом давиться? Пойдем, хоть горячего поешь. А приятель твой подождет, ему, судя по тому, как он лихо водочку хлебает, и так сейчас неплохо.
Летний вечер, такой же, как и пять, и десять лет назад, эта с детства родная дачная тишина, тепло, идущее от земли, легкий, но терпкий запах Светкиных духов и, самое главное, ощущение, что сейчас так, как было раньше, — это сильно. Настолько, что я чуть не сделал шаг вперед, тот, которого хватило бы для того, чтобы наши лица оказались совсем рядом.
Шаг, который на самом деле ни ей, ни мне не нужен.
— Борщ — это хорошо, — чуть кашлянув, ответил я. — Но неправильно. Стас, вероятнее всего, действительно уже накидался, но так дела не делаются. Я к тебе, мой друг там… Некрасиво.
— Нормально, — уточнила моя бывшая. — Я тебя, Смолин, хорошо знаю. Ты дружить никогда не умел, потому что тебе друзья никогда не нужны были. Приятели — да, этих хватало, но друзья — это другое, согласись? Так что, скорее всего, вы тут оказались не просто так, а по какому-то делу или в неприятности какие-то влипли. Твоего спутника я не знаю, но на тебя нового это похоже. Не на того милого недотепу, с которым я когда-то жила, а вот этого, другого Смолина, который сейчас передо мной стоит. Больше скажу — я даже не удивлена, особенно учитывая то, с кем ты в последнее время общаешься. Одна та малолетка чего стоит!
Умная. Всегда такой была. Вот только все недавнее очарование ушло и испарилось, задавленное знакомыми тещиными нотками, прорезавшимися в Светкином голосе.
— И с работы тебя, похоже, погнали, — продолжала тем временем препарировать меня бывшая. — Я звонила, и мне сообщили, что тебя нет и неизвестно, когда будешь. Читай: будешь ли вообще, мне такие нюансы прекрасно известны, я сама служу.
На эту фразу я никак не отреагировал. Просто не знал, что именно сказать нужно. Согласиться? Возразить? И самый главный вопрос — надо ли мне как-то реагировать вообще? Мнение Светки о том, каким я стал, в принципе ни на что не влияет. Проще говоря, плевать мне на него с высокой колокольни. Или я снова начал себе врать? Встретил когда-то любимого мною человека из той жизни и снова стал собой прежним?
— Саш, я же за тебя переживаю, — тем временем снова сменила тональность моя бывшая. — Да, у нас не все получилось. Да, мы наделали глупостей. Да, мы…
— Свет, — перебил ее я, но фразу закончить не успел.
— Сашка, ты, что ли? — скрипнула наша калитка. — Я его жду, а он лясы точит. Ого, да ты тут в такой славной компании!
Стас, слегка поддатый и потому, видимо, очень бодрый, приблизился к нам.
— Добрый вечер, очаровательная девушка, — весело произнес он и вроде как даже ножкой шаркнул. — Позвольте представиться — Станислав, приятель Александра.
— Светлана, — без особой приязни произнесла моя собеседница. — Бывшая жена Александра.
— Опа. — Стас почесал затылок. — Весело. Про подругу, выходит, у вас спрашивать смысла нет?
— Ни малейшего, — холодно подтвердила Светка, внимательно изучая взглядом наплечную кобуру с торчащей из нее рукоятью пистолета, которую Стас и не подумал снимать даже на отдыхе.
— Понимаю, — выставил перед собой ладони тот. — Беседуйте, не мешаю. Саня, если что — шпикачки остыли, но все еще очень ничего. Цени — мог сам все сожрать, но не стал.
После чего он деликатно удалился, беззвучно прикрыв за собой калитку.
— В какую историю ты вляпался, Саш? — положила мне руку на плечо Светка. — А? Что это за человек? Почему он вооружен? Ну что ты молчишь?
— Сказать нечего, — честно ответил я. — Одно могу сказать точно — к криминалу это все не имеет никакого отношения. Ты же знаешь, я в конфронтацию с законом сроду не вступал. Даже дорогу предпочитаю переходить на нужный сигнал светофора.
— Несмотря ни на что, ты для меня родной человек… — завела было снова свою шарманку моя бывшая, и вот тут я не выдержал. Нет моих сил больше это все выслушивать.
— Свет, да прекрати ты уже, а? — попросил ее я. — «Родной человек», «я за тебя переживаю». Дело же обстоит проще, правда? Пока я был тем, кем раньше, — тихим офисным служащим без перспектив, устремлений и, пардон за прямоту, постоянной бабы, тебя все устраивало. Ты говорила себе: «Мама все же оказалась права, он ничтожество, он бы погубил мою жизнь», — и засыпала со счастливой улыбкой на губах. Причем реалити-шоу «Жизнь Смолина» тебя настолько увлекло, что ты даже после развода, похоже, продолжала жить со мной вместе. Правда, я этого раньше не замечал, только сейчас об этом догадался. Если бы это было не так, ты бы уже замуж по второму разу вышла, за какого-нибудь задохлика с кафедры Полины Олеговны. Или за мануальщика из родной клиники. Да это и не важно. Главное — не вышла же? Тебе и так хорошо жилось, в собственных иллюзиях и с нимбом страдалицы
