раз за разом бралась объяснять произошедшее, но часть событий девочка не могла понять в силу возраста, а другая за годы смазалась в памяти. Кажется, когда родители только начинали встречаться, открыто протестовал лишь мамин брат, остальные просто ждали, что с глаз Михаила – отца Гены – спадет пелена влюбленности. Мол, молодой еще, не нагулялся, это все несерьезно, а девок на сеновал таскать – так мужик же, чего с него возьмешь? Жареным запахло довольно быстро – отец отказывался ограничиваться совместными ночами и активно пытался стать законным супругом. Сначала подчиненные медведи похихикивали – ничего себе, как торкнуло беднягу! – а после пришли в ужас. Потапов на полном серьезе размахивал какими-то старыми актами и выписками о браках оборотней с людьми и настаивал на своем. Стая единогласно воспротивилась. Прочие оборотни – волки, лисы, даже бобры! – тоже. Михаил потребовал рассудить дело у Древних, и впервые за много лет созвали вече с самым старым из живущих перевертышей во главе. Судьбу Гены и ее родителей вершила Альма Диановна.
Запрет на брак был дан сразу и неумолимо. Обоснованием стало то, что вожак обязан продолжать свой род, а союзы с людьми всегда бесплодны. Михаил и тут отказался сдать назад, предъявив удивленной волчице любимую со вполне заметным животиком. Он не просто хотел жениться – он хотел узаконить права своего будущего ребенка.
Тут началось полное безумие. Мама говорила, мол, в жизни не слышала столько оскорблений, а уж у работницы миграционной службы опыта в этом хоть отбавляй. И ребенок-то, дескать, не Михайлов, а приблудный, и врет она все, шлюха подзаборная. Отец тогда очень тихо пообещал следующего такого говорливого лично убедить в неправоте – и зал смолк. Потом холодным тоном вожак медведей уточнил, кто из присутствующих реально верит, будто он мог не учуять чужой запах на своей женщине. И вновь тишина. Сказал, что уже расписался с ней в человеческом ЗАГСе.
А вот тут вече всполошилось снова.
Подобное было не по правилам, поскольку автоматом придавало неравному браку статус законного. Получалось, что все собрание – профанация, а Михаил уже поступил как счел нужным. Этого хватило на то, чтобы глава волков бросил вожаку медведей вызов, желая оспорить право властвовать над оборотнями. Левона – так звали волкодлака – поддержали соратники, отец же в дуэльный круг вступил один. Одолел троих, но силы были неравны. Все ждали, что молодой медведь отступится, изменит решение, но он отказался. В звенящей от страха тишине Левон Волков убил Михаила Потапова. Власть перешла к волкам, но несломленная воля вожака медведей дала его женщине статус законной жены, а ребенку – статус наследника.
Дальше, по словам родительницы, мир реально сошел с ума. Вече кричало, к матери Гены бросились волки, но наблюдавший за происходящим дядя наконец-то соизволил вмешаться. Мама говорила, что, несмотря на ужасную потасовку, Игорь каким-то чудом вытащил ее оттуда, помог спрятаться и пообещал обезопасить от оборотней. Свел с людьми, которым нельзя было доверять, но от которых можно было ждать помощи, – и исчез. Клялся вернуться, как только сможет.
Мама в это верила и ждала. Ждала да верила и сама Гена. И когда они переезжали из города в город, и когда мама заболела, и когда умерла, и когда саму Гену отдали в приют – ждала. Но шли годы, Игорь не возвращался, и детская психика старалась как-то это объяснить. Нет, он не мог от тебя отказаться, ни в коем случае. Он же твой дядя. Наверняка сейчас спасает мир, делает важные вещи, и нужно лишь еще немного подождать. Может быть, он пытался помочь тебе и его убили? Даже в такое верилось легче, чем в жившего себе припеваючи в АСИМ в тепле и безопасности дядюшку, пока Гена гнила невольной затворницей в набитом нежитью небоскребе. Да все на свете было лучше, чем понимание факта: Игорь ее бросил. Они же одной крови! Но Гена видела изменившееся лицо дяди. Он ее боялся. Оказался ничуть не лучше остальных.
Если даже единственный член семьи смотрит на тебя с ужасом, это довольно нехило бьет по самооценке; и Евгения чувствовала, как внутри что-то надламывается. Он назвался учителем. Только бы вел не у них. Любой предмет – только не у них. Такую пытку она не выдержит, вмажет по наглой, самодовольной харе за всех: и за себя, и за маму, и за отца. Родственничек, ага. Бросил и сбежал. Не помог.
Слабак.
Урод.
Холодная слеза неприятно затекла в ухо, и Гена повернулась на бок. Ганбата с его вечно бесящим оптимизмом пришелся бы сейчас кстати: на него хотя бы можно наорать и забыться, дать выход тому мерзкому чувству, что грызло изнутри. Очень не хотелось ощущать вину. Совершенно не хотелось. Значит, виноватым надо сделать кого-то другого.
Снова полыхнула молния, ее поддержал гром, и Гена, впервые за долгое время, заплакала навзрыд, сжавшись калачиком на кровати. Мир был несправедлив, слишком несправедлив. Мир должен за это поплатиться. И дядя тоже. Все должны получить по заслугам за то, что с ней сделали.
Ну где уже этот чертов Ганбата?
И без того влюбленного в жизнь наследника патриарха вампиров счастье накрыло с головой. Пусть непогода и не выпускала их с новой знакомой из комнаты к таинственному вайфаю, который позволил бы узнать, как заводят отношения с русалками, но Ганбате упорно чудилось, что сейчас в его руках все сокровища мира. У Киры оказалось в разы больше песен, чем вампиреныш слышал, и их без исключений можно было запустить с телефона этой волшебной девочки. Ганбата включал одну за другой, с упоением отдаваясь любимому голосу, пока не заметил, как на экране периодически сменяются еще и картинки. Пандора сказала, мол, там отображаются обложки альбомов. Одной из них мальчик впечатлился настолько, что впервые в жизни поставил песню Киры на паузу.
Периодически папа называл тетю Таню ангелом, и у сына это вызывало лишь мощнейшее недоумение: никаких крыльев у русалки не наблюдалось, как и арфы с облачком, и если кого она, по мнению Ганбаты, и напоминала, то исключительно готический вариант терки для овощей. Но на этой картинке был настоящий ангел: длинные пепельные волосы, светлая одежда, немного напоминающая камзол принца из какой-нибудь сказки, чистые голубые глаза, а освещение сзади очень походило на крылья. Ганбата смотрел и смотрел, словно завороженный.
– Все хорошо? – Вот и Дора заметила, что он остановил трек и уставился в одну точку в телефоне.
Переведя взгляд на девушку, наследник мужского прайда вампиров прошептал с благоговением:
– А кто это?
Та заглянула через плечо и удивилась:
– Собственно, сам Акира. Ты что же, ни одной его фотки не видел?
– А есть еще?!
Выражение лица новой знакомой стало крайне скептическим. Она даже очень по-тететаниному выгнула бровь, и это явно было сигналом – Ганбата что-то упускает. Мальчик задумался ненадолго, как вдруг его глаза расширились, и он буквально подскочил с места:
– Подожди, у тебя на футболке, получается, тоже Кира?!
– А то! – расплылась в гордой улыбке Пандора. – С официального сайта, между прочим. Лимитная, к его синглу выпускалась. Папа сначала только глаза закатывал – мол, нашла, чего на день рождения просить, но в итоге целую ночь просидел, обновляя магазин, и успел купить! Через пять минут после размещения весь тираж распродали.
– Ого… – Футболка девочки постепенно приобретала в глазах Ганбаты близкую к мощам святость. – Значит, я такую никогда-никогда не получу?
– Ну почему же, – задумчиво протянула Пандора. – Наверняка у каких-нибудь перекупщиков будет, просто втридорога. Если хочешь, потом вместе погуглим. Показать тебе другие фото Акиры?
Ответ был громким и однозначным:
– Да!
Последующий час прошел как во сне. Пандора продемонстрировала Ганбате целую кучу изображений, снабжая каждое обильными комментариями, а он молча восхищался и чувствовал, как нарастает странная эйфория. Промо к альбомам. Реклама. Фотосессии. Селфи. Пандора, чуть краснея, лепетала, мол, ей просто жалко такую коллекцию удалять, но вампиреныш с упоением любовался, не улавливая, чего она смущается. А потом Пандора с подозрением спросила, правильно ли понимает, что он ни разу не видел ни одного концерта Акиры даже в записи. Ганбата кивнул снова. И она включила видео.
Песню он знал – медленная, красивая, грустная. Но чего он предположить не мог – как красиво она поется. Все в Кире – движения, выражение лица, улыбка – словно тоже становилось песней, добавляя ей новые смыслы. Когда чарующий голос смолк, Ганбата запустил клип с начала. Потом еще. И еще.
