масла в огонь.
Меня не волновало, что он не в духе. Я была уверена, что мой гнев раз в десять сильнее его недовольства.
– Я задержалась на рынке, – ответила я.
Из-за дьявольски красивого незнакомца.
– На рынке? – переспросила Кейлин, и ее серые глаза засияли от радости. – О, может, ты видела Роберта?
От звука его имени меня едва не стошнило.
– Да, видела. Он сопровождал леди Фрею.
– Леди Фрею? – Кейлин прижала ладонь ко рту. – Но он должен был навестить меня сегодня в обед.
Разве не очевидно, что Роберт Тренч – бессовестный обманщик?
Кейлин затрясла головой.
– Наверняка этому есть разумное объяснение, – сказала она. – Я обязательно спрошу его при следующей встрече.
Потом Роберт мирно выпутается из этого, и моя сестра простит его.
Кейлин заслуживала мужчину, который будет носить ее на руках, а не дурака, что волочится за каждой встречной юбкой. Вот еще одна причина не искать любви: она мешает людям видеть правду.
Ничего не сказав, я стянула плащ и повесила его на крючок к остальным.
– Давай быстрее, – ныла Кейлин. – Я умираю с голода.
– Иди без меня. Мне еще надо переодеться. – Если отец уже не в настроении, то мое появление в грязном платье, сапогах для верховой езды и с растрепанными волосами ситуацию явно лучше не сделает.
Могу с легкостью представить, как пройдет разговор.
Отец скажет, что в таком неряшливом виде я никогда не привлеку внимание мужчин. Мне в ответ захочется спросить, почему именно женщины должны стараться привлечь к себе внимание. Мы ведь не червяки на рыболовном крючке, в конце концов. Почему бы мужчинам не постараться для разнообразия? Пусть сами попробуют походить в неудобных нарядах и есть за ужином, как птичка, чтобы не показаться прожорливой. Пусть румянят лицо и красят ресницы тушью, чтобы выглядеть красиво.
Но, конечно, я ничего из этого не скажу и просто извинюсь, покорно склонив голову перед величием мужчины, как и подобает «истинной леди».
Кейлин отодвинула старые камзолы отца в сторону и достала сверток.
– Не говори глупостей, – сказала она. – Мы пойдем вместе.
В свертке оказались платье, чулки и мягкие тапочки в тон. Кейлин быстро расстегнула пуговицы на спине моего платья и помогла мне переодеться в чистую и сухую одежду. Я собрала растрепанные волосы в узел на макушке, заколов его шпильками, которые мы хранили в карманах маминого плаща. К сожалению, быстрого способа высушить волосы не существовало.
Кейлин сказала, что я выгляжу идеально, и взяла меня за руку.
Горничная по имени Сильвия поджидала нас у двери в гардеробную, готовая избавиться от доказательств того, что я только что сменила наряд.
Наши шаги гулким эхом разносились по коридору, пока мы бежали к столовой. У дверей нам пришлось замедлить шаг и перевести дыхание, чтобы зайти, как положено леди.
Отец даже не потрудился встать с резного стула во главе стола, за которым с легкостью могло бы уместиться двенадцать гостей. В малой гостиной находился стол поменьше, более подходящий для нашей семьи, но отец предпочитал обедать и ужинать в огромном зале с высоким сводчатым потолком и портретами давно умерших родственников.
– Ты опоздала. – Отец взглянул на меня поверх бокала вина.
– Прошу прощения. – Не было смысла оправдываться. Его не волновали мои объяснения.
Он осмотрел меня с ног до головы, и выражение его лица помрачнело еще сильнее.
– Ты ведь ездила в город в экипаже?
Я не могла отрицать этого. Может, я и переоделась, но от меня по-прежнему несло лошадью.
– Нет. Я брала Уинни.
– В следующий раз возьмешь экипаж или вообще никуда не поедешь. Это понятно?
– Да, отец.
Он перевел взгляд на Кейлин, и выражение его лица тут же смягчилось. Сестра подошла к отцу и, приобняв его за плечи, поцеловала в щеку, прежде чем сесть на свое место. Отец хмыкнул, явно борясь с улыбкой.
Через дверь, скрытую среди панелей из темного дерева, в столовую непрерывно входила процессия слуг, которые несли подносы и блюда, накрытые серебряными крышками. Еды хватило бы по крайней мере на четыре трапезы. Остатки выбросят, и ради чего? К чему такое расточительство? Что и кому наша семья пытается доказать? Зачем нужны все эти церемонии, когда за ужином собираемся только мы втроем?
На первое подали небольшую порцию овощного супа и румяные булочки с хрустящей корочкой. Я отправила в рот несколько ложек, наслаждаясь теплом, которое в считаные секунды согрело мой желудок. Жаль, что супом невозможно было согреть пальцы ног, практически превратившиеся в ледышки. Я ненавидела ездить в экипаже, но сегодня зря пренебрегла комфортом.
Я отложила ложку в сторону и потянулась за бокалом вина. Не успела я сделать первый глоток, как слуга уже унес суп.
Легкое блюдо с мускатной дыней освежило вкус, после чего нам подали волован [1] с курицей и грибами. За закуской последовало основное блюдо – жареная утка под сливовым соусом. Я могла бы съесть вдвое больше, чем было на моей тарелке, но отец не оставил бы это не замеченным. Как будто я виновата в том, что съеденное почти сразу откладывалось у меня на бедрах.
– Ты подумала о нашем разговоре? – спросил отец, отрезая себе очередной кусок утки.
Кейлин посмотрела на меня через стол, в недоумении нахмурив темные брови.
Разговор? Мы не разговаривали: отец поставил мне ультиматум.
– Да, подумала.
– Хорошо. Муж станет самым важным человеком в твоей жизни. Твой долг – заботиться о нем и поддерживать во всем, в том числе и в ведении домашнего хозяйства.
И почему это мой долг? Может, пусть лучше муж позаботится обо мне и поможет с ведением хозяйства?
Кейлин застыла, так и не донеся бокал ко рту.
– Ты выходишь замуж?
Я подлила себе еще вина. Чем больше я выпью, тем проще будет забыть, что моя жизнь кончена.
– Судя по всему, да.
Сестра с грохотом поставила бокал на стол, расплескав вино по белой скатерти.
– Почему ты не сказала, что у тебя есть жених?
– О, так его и нет, – отозвалась я, и Кейлин бросила недоуменный взгляд на отца. – Но папа милостиво выделил мне два месяца на поиски супруга.
У Кейлин отвисла челюсть.
– Батюшка, вы ведь не думаете, что за несколько недель можно полюбить кого-то. Будьте благоразумны!
Отец с остервенением нарезал тушеную морковь, как будто несчастный овощ был виноват во всех смертных грехах.
– Не желаю слышать никаких возражений. Я – глава этой семьи, а посему последнее слово остается за мной. Эйвин выходит замуж. Точка.
– Да, но восемь недель? Умоляю, папа, дайте ей больше времени! –
