накрашенного глаза, и я вспомнила, где видела ее: это на похоронах ее дочери у меня так разболелась голова, что я чуть не отдала Богу душу. Аскольд еще, сволочь такая, делал вид, что хочет мне помочь, а сам…
– Может, еще раз позовем ее? – нерешительно предложила женщина.
Аскольд неопределенно кивнул.
– Я проверю, как она, – мягко пообещал он. – Сегодня вечером.
– Я все оплачу!
– Не стоит. Я напишу вам.
– Ей там не страшно?
Он едва заметно вздохнул, но в лице ничего не изменилось.
– Ей давно уже не страшно, Оксана.
Аскольд терпеливо ждал, всем своим видом показывая, что готов ответить на любые вопросы – но, кажется, они наконец иссякли. Оксана подхватила с кресла свою маленькую сумочку-клатч и, вежливо со всеми попрощавшись, прошла к лестнице.
– На сегодня есть еще записи? – спросил Аскольд, открывая кабинет своим ключом.
Маргарита оторвалась от монитора.
– Я перенесла тех, кто был, на завтра после шести, как вы и сказали.
– Превосходно, – пробормотал Аскольд в бороду. – Вера?
Я встала.
– Могу предложить вам чай, Вера Александровна? – Маргарита остановила на мне пустой взгляд светло-серых глаз. Губы ее продолжали улыбаться.
– Вера, – негромко, но настойчиво раздалось из-за двери.
– Если можно, кофе.
Маргарита поднялась из-за стола – громоздкий черный пиджак последовал за ней, как панцирь за улиткой, – а я юркнула в кабинет. Он был таким же, как я помнила: идеальный порядок на столе, идеальная чистота и скучные благодарственные рамочки по стенам. Свет из окна заливал столешницу и клавиатуру. Не было ни свеч, ни костяных фигурок, ни карт. Обычный офис менеджера среднего звена. Или человека, в любой момент готового к обыску.
Из приемной послышался шум кофемашины. Отодвинув дверцу здорового шкафа-купе у дальней стены, Аскольд принялся искать что-то среди многочисленных ящичков с надписями.
– Значит, отделить часть души, – не поворачиваясь, сказал он. – Интересно все-таки, как ты себе это представляешь.
Я обошла массивный стол из темного дерева. Все ящики были с врезанными замками. Наверняка для верности сверху еще наложены заклятия. Или рунические формулы. Или сглазы. Он же маг. Чернушник.
Неслышно вплыла Маргарита с подносом. Кроме крошечной белой чашки с абсолютно черным напитком на нем стоял серебряный кувшин с тонким вытянутым носиком.
– Кофе! – радушно провозгласила Маргарита, поставив поднос на край стола, и уже собралась уйти, но Аскольд остановил ее:
– Останьтесь, пожалуйста. – Было в его голосе что-то, отчего мне захотелось выпроводить эту странную женщину ради ее же блага. – Раз уж вы здесь.
– Слушаю.
Маргарита опустила руки с крупными кистями. Мне вдруг стало не по себе. Что он там говорил про «потренироваться на тех, кого не жалко»?
– Эй, эй! Даже не думай! – Раньше, чем осознала, что делаю, я мысленно метнула ледяной жгут к его сердцу.
Аскольд схватился за грудь, но тут же отдернул руку.
– Убери! – на выдохе бросил он. В меня толкнулась горячая энергия, по вискам словно заструился кипяток. – Я не причиню ей вреда.
Хватило одного моего желания, чтобы тугая нить ослабла, а потом и вовсе растаяла. Стараясь не морщиться, я демонстративно подняла руки. Аскольд похлопал ладонями друг о друга, точно стряхивал муку. Дышать стало легче, но полностью боль не ушла.
– Тебе нужно научиться разговаривать. – Он пытался говорить жестко, но я слышала, как бешено колотится его сердце. – Сначала спрашивать, потом делать.
– И много ты народу спросил, прежде чем отправить на тот свет?
Мы неприязненно уставились друг на друга. Понятия не имею, что отражалось в моих глазах, но в его я видела усталость.
– Маргарита, скажите, что вы понимаете под словами «душа человека»? – не отрывая от меня недоброго взгляда, спросил Аскольд.
Маргарита, которая все это время так и стояла не шелохнувшись, сцепила руки у живота.
– Нематериальная сущность, сопряженная с индивидуальностью, – поразмыслив, ответила она. – Еще говорят, что душа – это бессмертная часть человека, пронизанная божественным духом.
– А как вы сами считаете?
Маргарита усмехнулась – красные губы изогнулись двумя ломаными линиями.
– А я считаю, что никакой души не существует. Люди живут и думают, что у них куча времени и по ту сторону еще что-то будет. А потом раз! – Она звонко щелкнула пальцами. – И все. Кто не успел, тот опоздал.
Аскольд поднял одну бровь, но больше никак не выказал удивления.
– Спасибо, Маргарита. Можете идти. Сегодня приема все равно не будет.
Важно и размеренно, как крейсер, секретарша выплыла из кабинета. Аскольд отпер верхний ящик и принялся выкладывать на стол черные скрученные свечи, блестящие камни, кулек черной ткани и здоровенный нож с гравировкой на лезвии.
– Душа – это воспоминания, – тихо произнесла я. – Привязанность. Любовь. Сострадание.
Мысли устремились к Антону. Как он там? Надеюсь, хотя бы во сне ему не больно.
– А кто тебе вообще сказал, что Зимняя Дева теряет душу? – Аскольд достал из ящика еще одну свечу, зажег ее и, покручивая в длинных пальцах, начал пристально вглядываться в меня сквозь огонь. – Антон?
Я подошла к столу и щедро плеснула молока в кофе. Сделала глоток. Вкус получился хороший: насыщенный и совсем не горький.
– Ты его знаешь? – тихо спросила я.
– Познакомились. – Аскольд на секунду скривился, будто надкусил лимон. Помолчал и словно бы нехотя добавил: – Вокруг тебя его аура.
– Что это значит?
Он едва заметно пожал плечами.
– Что вы провели какое-то время вместе. Что он постоянно думает о тебе и хочет защитить. – Аскольд задул свечу. – Сейчас с твоей душой все в порядке. Она цельная.
– Это радует, – кисло резюмировала я, пытаясь отвлечься от того, что он сказал.
Уже не важно, кто о ком думает и кого хочет защитить. Вряд ли Зимней Деве что-то будет угрожать в будущем. И вряд ли мы скоро увидимся.
– Думаю, я понял, – заметил чернокнижник. – Ты хочешь стать Девой, которая не потеряла способность чувствовать.
– Не Девой. Я хочу остаться Верой. Понимаешь? Хочу остаться собой. Хотя бы немного. Я ведь тоже толком не знаю, что такое потерять душу.
В тишине кабинета были слышны ленивые постукивания зажигалкой о столешницу.
– Мне нужны гарантии того, что ты выполнишь свою часть сделки, – бесстрастно произнес Аскольд.
Я фыркнула.
– Брачный договор? – Черные глаза заинтересованно блеснули, и я поспешно добавила: – Шутка! Ты же знаешь, что я тебе не лгу.
– Сейчас не лжешь. Но можешь передумать… Ладно. Это уже моя проблема.
Аскольд принялся с методичностью хирурга перед операцией раскладывать перед собой инструменты: расправил черную тряпицу, расставил по углам свечи, вытащил икону с наполовину стертым изображением и установил напротив маленького квадратного зеркала. Поднял на меня глаза.
– Я готов работать. Но мне нужна вся информация. И нужно место, чтобы
