прыгнула через портал только потому, что он был открыт. Потому что она
могла проделать это. Она сделала это по собственной воле, в этом она не сомневалась, и всё же это была не лучшая её идея. От её смерти никто бы не выиграл.
– Он побудил тебя прыгнуть сюда, как фигурку на шахматной доске, – продолжал Абсолон. – Я – единственный, чьё поведение ему не удаётся полностью контролировать, поэтому он пытается воздействовать на меня окольными путями. Приманивает, дразнит, бросает камни мне под ноги.
– Кого вы имеете в виду?
– Того, кто создал всех нас. Автора этой книги. Того, кто выдумал и тебя, и меня, и всех, с кем мы когда-либо встречались. Он знает, что я собираюсь сделать. Отсюда, из этого кабинета, я пытаюсь оказывать ему сопротивление. Я веду себя не так, как ему бы хотелось. Я собираюсь повергнуть придуманный им коридор Фабулариума в хаос.
Темпест никогда ещё не слышала про Фабулариум, однако в данный момент ей оставалось только попытаться потянуть время. Вопреки её первоначальному впечатлению Абсолон, кажется, любил разглагольствовать. Если следовать его извращённой логике, тот самый автор, в существовании которого Темпест сомневалась, возможно, успеет вмешаться и дать Темпест возможность улизнуть.
Хотя вообще-то, если она всерьёз способна допустить подобное, она такая же ненормальная, как и Абсолон.
– В мифах и легендах всегда фигурировали революционеры, отказывающиеся подчиняться воле богов, – продолжал последний. – Мужчины и женщины, которые нарушали правила и бунтовали против своего создателя.
– И вы, значит, тоже такой бунтовщик.
«Ну конечно, – подумала Темпест. – Хуже некуда. Седрик был прав, когда говорил, что Абсолон – безумец, одержимый манией величия и объявивший войну всему свету».
Тонкие губы собеседника девочки изогнулись в улыбке.
– Да, я именно таков. С той только разницей, что наш создатель – не бог, а человек, умеющий играть словами и воображающий себя богом.
– Так же, как и вы с вашими копиями.
– Я научился бороться с ним его же оружием. Не в моей власти переписать эту историю полностью, как это мог бы сделать автор. Однако я могу саботировать её, внося хаос в придуманный им миропорядок, проделывая как можно больше прорех в ткани его истории. С моей помощью эта история однажды просто развалится, как сгнившее огородное пугало.
– Вы побуждаете ваших двойников творить зло там, снаружи, потому что считаете, что это изменит историю, в которой мы живём? Нашу общую историю?
– Историю не в смысле исторических событий. Книгу, в которую мы вписаны. Наша история – искусственно созданная конструкция. Если вывинтить из неё пару гаек и подпилить пару опор, она неизбежно развалится.
Темпест перевела взгляд с его лица на открытую сердечную книгу с расщеплённой страницей:
– Зачем же желать чего-то подобного? Ведь это разрушение ради разрушения.
Абсолон выпрямился и широко развёл руки. Он что-то пробормотал себе под нос, от чего страничное сердце вспыхнуло ярче. Стены комнаты беззвучно раздвинулись, обрастая при этом новыми полками с книгами, деревянными панелями и даже картинами на стенах. За несколько мгновений кабинет раздался втрое.
– До этого было уютнее, – заметила Темпест.
Абсолон обогнул письменный стол и направился к ней. В голове у Темпест пронеслась мысль: «Неужели он увеличил кабинет, чтобы путь ко мне занял у него больше времени? С точки зрения логики в этом нет ни малейшего смысла. Разве что… разве что кто-то вынуждает его проделывать всё это – пускаться в пространные объяснения, раздвигать стены кабинета, – а Абсолон не может сопротивляться. Возможно, именно за этим её и впустили сюда? Затем, чтобы отвлечь его, чтобы использовать его мелкие промахи и тем самым дать возможность манипулировать им? Неужели противостояние между Абсолоном и его творцом действительно шло полным ходом? Что тогда требуется от неё? Следовало ли ей защищаться? Или одного её присутствия было достаточно?»
– Почему вы воюете с вашим творцом? – спросила девочка, в то время как Абсолон медленно приближался. Свою сердечную книгу, раскрытую на страничном сердце, он оставил на письменном столе на стопке бумаг: по всей видимости, до их встречи он занимался созданием новой копии. – Что он вам сделал?
– Ты упрекаешь меня в том, что я виновен в смерти людей. А сколько смертей на совести у нашего автора? Он определяет их судьбы не моргнув и глазом. В одном предложении он может описать гибель целого убежища, без милосердия и без пощады.
– Это вы разрушили Ниммермаркт с помощью вашего Необходимого Зла, а не он.
– Это правда. Разрушение Ниммермаркта было актом неповиновения в начале моего противостояния, одним из первых моих триумфов. Автор не смог смириться с этим событием и присочинил к нему гибель отца одного из агентов Академии. С тех пор Седрик де Астарак идёт за мной по пятам и спит и видит, как бы меня уничтожить. Он полагает, что он – агент Академии, хотя в действительности он уже давно работает исключительно на автора этой книги. Ведь он выполняет его приказ – преследует меня, потому что этого хочет автор. – Рассуждая, Абсолон почти добрался до Темпест. – Однако маркиз не подозревает о том, что и он, и я – жертвы похожих манипуляций автора. Моего отца тоже убили, причём убил агент Академии. Разве это не банальнейший из всех существующих мотивов? Автор выдумал меня как опереточного злодея, ходячее клише, препятствие на пути агентов Академии в первоначальной версии этой истории. Однако, в отличие от Седрика де Астарака, я разгадал замысел автора. Я взбунтовался, и, пока автор занимался другими главами своей истории, я создал себе это убежище, куда ему нет доступа.
«Не было, – подумала Темпест, – пока здесь не появилась я».
Была ли это её собственная мысль или кто-то внушил её ей? Могло ли быть, что теперь она стала агентом автора? Могла ли она совершить то, что не удалось Седрику? Чем дольше она размышляла на эту тему, тем меньше колебалась, сомнения сменились уверенностью, которую, может, ей и внушили извне, но которая всё крепче врастала в самое существо девочки. Ей, словно вирусу, удалось пробить брешь в стерильной чистоте укрытия Абсолона и впервые дать автору возможность влиять на него.
Да, теперь она знала, что её задача – не только потянуть время.
– Вы назвали то, что произошло в Ниммермаркте, Необходимым Злом, потому что так оно представлялось в ваших глазах, верно? – спросила Темпест, когда Абсолон приблизился к ней на расстояние вытянутой руки. – Разрушение Ниммермаркта потребовалось вам, чтобы бросить ему вызов. Чтобы привнести в историю хаос, который должен был постепенно поглотить её.
– И её, и все другие истории, написанные им, – продолжил
