Ознакомительная версия.
Сначала мне показалось, она не дышит. Земля ушла из-под ног: выходит, мы все-таки опоздали. Но пока девяносто девять процентов меня готовились рыдать, сокрушая лбом стены, микроскопическая разумная часть сознания взяла управление в свои руки. Я лизнул ладонь, поднес к лицу женщины и спустя несколько бесконечно долгих секунд ощутил легкую прохладу. Все-таки дышит. Стало быть, живем. В прекрасном прямом смысле этого слова.
– Слушай, – сказал вдруг Нумминорих, – может быть, мне мерещится, а может быть, нет. Но лучше, чтобы ты знал. Оттуда, – он показал пальцем куда-то под стол, – пахнет…
Он запнулся и умолк.
– Пахнет – чем? – переполошился я.
– Сам толком не понимаю. Кажется, чем-то похожим на смерть. Но не мертвым телом, не кровью, не…
Дальше я не слушал. Метнулся к столу, опустился на корточки. Кроме табурета под ним стояла пластиковая корзина для бумаг. С точки зрения моего носа, оттуда не пахло вообще ничем. Я имею в виду, в ней не было ни гниющего яблочного огрызка, ни дохлой мыши, ни даже заплесневевшей хлебной корки. Только несколько кусочков полупрозрачного пластика и разноцветной фольги. Я не сразу понял что это такое – какой-то мелкий канцелярский мусор, зачем вообще было сюда лезть?
А потом до меня дошло. И я даже не поленился их сосчитать.
– Четыре больших упаковки снотворного сожрала, – сказал я. – А я, идиот, скорой смертью ее пугал.
– Чего? – удивленно переспросил Нумминорих.
Ясно, почему он ни черта не понял. Вообще-то в Мире тоже есть снотворные зелья. Их немного, и особым спросом они не пользуются – по крайней мере, у нас, в Ехо, где каждый второй с детства знает пару-тройку простеньких усыпляющих заклинаний, а остальные не удосужились их выучить только потому, что отродясь не испытывали проблем со сном. В любом случае, от наших снотворных захочешь не помрешь. Единственный способ причинить себе вред с их помощью – выпить залпом дюжину ведер и лопнуть. Да и то не факт.
– Пилюли, – коротко объяснил я.
– Яд?
– Смотря сколько сожрать. Если одну-две – просто средство от бессонницы, если очень много – умрешь.
– А она съела очень много?
– Да.
– Ну хвала Магистрам! – внезапно обрадовался Нумминорих. И в ответ на мой изумленный взгляд смущенно объяснил: – Значит, я не сошел с ума.
– А должен был?
– Надеюсь, что нет! Просто этот запах – он такой странный. Очень слабый, едва уловимый. Ни на что знакомое мне не похож, но в то же время почему-то заставлял меня все время думать о смерти. Хотя мертвое пахнет совершенно иначе, и я это знаю. Я, честно говоря, начал подозревать, что мне мерещится. Что накручиваю себя. Или так ловко прячу собственный страх, что ему приходится притворяться тревогой по поводу непонятного запаха? Или вдруг я просто немножко чокнулся от всех этих путешествий между Мирами? Трудно было понять. Хорошо, что тебе сказал, и все сразу выяснилось.
– Очень хорошо, – согласился я. – Пожалуйста, всегда так делай. Обо всем сразу же мне говори. Мерещится, не мерещится, вместе всегда проще разобраться. Хотя я и сам, конечно, тот еще лось.
– Кто?!
– Менкал, – усмехнулся я. – Стою посреди собственной жизни, как в бескрайней степи, дико озираюсь, ни хрена не понимаю, зато на рогах бубенчики звенят. Поэтому со мной весело.
– Не всегда, – честно сказал Нумминорих. – Зато так интересно, что иногда мне кажется, я сейчас взорвусь. Просто от избытка… Не знаю, чего именно. От избытка всего!
Надо же. Значит есть от меня какой-то толк.
– Сейчас разбужу нашу подружку, и станет совсем интересно, – вздохнул я. – Как думаешь, она сразу выцарапает мне глаза или сначала все-таки выслушает?
– Я бы на ее месте обязательно выслушал, – утешил меня Нумминорих. – А вдруг ты что-то хорошее расскажешь?
Все бы так рассуждали.
Смертный шар я метнул, и рука не дрогнула. Ни секунды не маялся своими обычными страхами – а вдруг что-то пойдет не так и я ее нечаянно убью? Очень уж был сердит. Не то на старую художницу, покусившуюся на жизнь удивительного существа, которым сама являлась, не то вообще на весь мир или даже на все обитаемые Миры сразу, чего мелочиться? И еще на себя, хотя даже придумать теперь не могу почему. Просто, что ли, за компанию?
На самом деле всегда бы так сердиться. Экономит кучу нервов, как выяснилось.
Когда маленькая шаровая молния коснулась лба спящей, та открыла глаза, внимательно посмотрела на меня и вместо ненавистной мне формулы «я с тобой, хозяин», нелюбезно спросила:
– Чего тебе?
Вот это, я понимаю, воля. Ну или гонор. Один, собственно, черт. Не зря она – мой кумир.
Но ей от меня требовались не восторги, а приказы. Вернее, технические задания. Главное тут – собраться, четко сформулировать и ничего не забыть.
– После того как я замолчу, ты проснешься абсолютно здоровой, без малейших признаков отравления, полностью сохранив память обо всем, что было с тобой во сне. После чего навсегда избавишься от моей безграничной власти. Это все.
Я умолк и только тогда заметил, как сильно у меня трясутся руки. Из чего, вероятно, следовало сделать вывод, что я боюсь предстоящего разговора чуть ли не больше всего на свете.
Но это я и так знал. Когда ты не столько человек, сколько шанс, уникальный, невозможный, один на сто миллиардов, о таких обычно и мечтать не смеют, пока окончательно с ума не сойдут – очень страшно, что тобой не воспользуются.
– Да что ж это такое. Куда ни плюнь, везде ты, – сердито сказала моя жертва.
Она смотрела на меня с такой откровенной неприязнью, что мне стало не по себе. Лучше бы и правда в драку полезла или крик подняла. Я вообще люблю бури: о бурях заранее известно, что они довольно быстро заканчиваются. Это знание меня успокаивает.
– Не любить меня можно, но совершенно бессмысленно, – сказал я. – Потому что от этого я все равно никуда не денусь.
– Да, я уже заметила, – усмехнулась она. – Слушай, а может быть, ты – просто мой персональный ангел смерти? Чего тогда тянешь? Давай забирай.
Это, кстати, был огромный соблазн – сказать: «Да, я ангел смерти. Снотворное жрала? Жрала. Значит, все в порядке, пошли». И утробно захохотать, как злодей в плохом кино.
Пока бедняга поймет, что происходит, я ее уже Сотофе на руки сдам. И пусть разбираются без меня. Я все-таки совершенно не гожусь на роль воспитателя неразумных юных девиц шестидесяти с лишним лет от роду. Особенно тех, которые думают, будто их жизнь уже кончена.
Но я твердо решил быть с ней честным. Сперва объяснить, что собираюсь сделать и зачем, а потом уже тащить в Хумгат. Если согласится, конечно. Откажется – будет полной дурой. Но свободу воли никто не отменял. Равно как и тот факт, что для некоторых людей она важнее самой жизни.
Нас, таких придурков, как минимум двое во Вселенной.
– Я не ангел, – сказал я. – И уж точно не смерти. Твой персональный не-ангел жизни – вот я сейчас кто. Кстати, ты была права, у тебя здоровенный нос. Совершенно потрясающий. Завидую. Будь у меня такой, я наконец-то стал бы похож на настоящего грозного колдуна, каковым являюсь по должности. Очень непрофессионально с моей стороны жить без такого носа. Отдашь мне его в обмен на путешествие в другой мир?
Теперь она смотрела на меня как на конченого психа. И нос свой драгоценный на всякий случай прикрыла рукой. Грешные Магистры, неужели решила, что я правда торгуюсь?
А ведь я просто хотел разрядить обстановку.
– Ладно, нос можно не отдавать, – вздохнул я. – Проведу тебя бесплатно, просто потому что обещал. Помнишь? Когда мы сидели на крыше, я сказал, что помогу тебе к нам перебраться. А ты не захотела или не поверила; впрочем, неважно. Имела полное право. И вообще спала, а значит, плохо понимала, что происходит. Теперь я тебя разбудил, но предложение остается в силе. Пока ты его не примешь, мы никуда отсюда не уйдем. Так и будем тут сидеть. Хотя боюсь, корзина с едой осталась на крыше. Очень глупо получилось. Придется теперь терпеть лишения.
После того как я сказал «мы», она наконец-то посмотрела на Нумминориха. И, как мне показалось, не очень ему обрадовалась.
Ну или я придираюсь.
– Вижу вас как наяву, – вежливо произнес Нумминорих, прикрыв глаза ладонью.
– Что ты сейчас сказал? – внезапно изумилась художница. – Видишь меня – как?!
– Вижу вас как наяву, – повторил он. – На самом деле это просто общепринятое выражение, никакого особого тайного смысла в нем нет. У нас так знакомятся.
Она тоже прикрыла глаза ладонью. Некоторое время молчала – то ли прислушивалась к своим ощущениям, то ли захотела повторить приветствие, но постеснялась. Наконец сказала:
– Из этой формулировки можно заключить, что вы живете во сне. И при этом очень честные люди, не прикидываетесь, будто есть какая-то явь. Мне это подходит. Именно то, что надо!
К счастью, Нумминорих не стал объяснять, что «наяву» в данном контексте означает «с открытыми глазами». То есть мы просто сообщаем новому знакомому, что запомнили его лицо и теперь способны воспроизвести его перед мысленным взором. Лично я при этом всякий раз радуюсь, что никто не устраивает проверок.
Ознакомительная версия.
