и царапинами. Наверное, волна в «тоннеле» протащила меня по острым камням. Странно, что я раньше не обратила на это внимания. Намерения моего ангела-хранителя в данной ситуации ограничивались лишь дезинфекцией ран.
(Лишь?! То есть, спасения от смерти тебе мало?!)
К тому времени волчонок перестал как-то реагировать на порывы моей сексуальности и, кажется, впал в кому. Его ресурс вышел. Пора заканчивать.
Я бы сказала, что быстрая смерть – это лучшее, что может случиться с тем, что от него осталось: вся его стая погибла, ноги перебиты, челюсть сломана – ни охотиться, ни передвигаться, ни даже самостоятельно есть он не сможет.
(А ещё над ним только что надругалась вымазанная в крови матери психопатка, предварительно убившая всю его семью и изувечившая его самого!)
Я наступила ему на горло и раздавила трахею.
Пантера отбежала вглубь леса и посмотрела на меня, словно ожидая, что я последую за ней. Что же, выбор невелик.
Веди!»
Надоело. Символист перерос то, чем занимался уже три с половиной года.
8 августа 2017 года он написал текст «Тени будущего», в котором в привычной ему манере изложил свои ощущения от ЕГЭ и от поступления в университет, а уже 13 августа решил прекратить писать вовсе. На это не будет времени, ведь теперь он, что называется, «взрослый», а всё его творчество – это ребячество, детская графомания, которая так и будет пылиться в столе; её можно бы и сжечь или порвать и выкинуть, как и всё то, что было до подростковых прыщей: исписанный фанфиками ежедневник, 200 страниц так и не законченного романа (тоже в ежедневнике, ведь ими в семье никто больше не пользовался), срисованное из энциклопедий оружие.
И всё-таки…
***
Наступает ночь, город засыпает
(просыпается мафия),
тишина становится абсолютной и всеобъемлющей. И это странно. Неестественно. Комната словно оказалась в некой «зоне вакуума», в которой нет и не может быть звуков. Человек с нормальным слухом не готов к такому, его всегда окружают звуки, абсолютной тишине просто нет места в его жизни. Тикают часы, жужжит лампа, воет соседская собака – что-то есть всегда. Что же происходит, если всё замолкает?
Тишина предшествует рывку подкравшегося хищника. Тишина означает: что-то, обязанное работать, не работает – двигатель, система вентиляции, сеть электропитания. Может, из-за этого возникает ощущение тревоги, надвигающейся катастрофы. А может, в тишине мы начинаем слышать нечто нежелательное и стремимся заглушить посторонними звуками. Тело начинает говорить с нами: мы ощущаем биение сердца, кости скрипят громче обычного, желудок напоминает о себе всеми доступными способами. Из тишины выплывают и мысли с воспоминаниями. Те воспоминания, что смешивают нас с грязью, мешают уснуть. Те мысли, после которых хочется не просыпаться завтра. Не просыпаться вообще никогда.
Возможно, гнетущая тишина развивает паранойю и другие психозы, возможно, даже приводит к галлюцинациям. Хотя, оптические обманы и искажения света тоже многое объясняют…
(Меньше ужасов, больше фильмов от BBC и TED Talk-ов!)
В любом случае, у того, что ночью в зеркале Символист иногда видит не совсем себя, должно быть разумное объяснение.
***
«Мне казалось, что для тебя я большее, чем имя и набор черт, казалось, что для тебя я существую, казалось, что мы едины. А ты решил уйти…
(В соседней комнате во сне заёрзал ребёнок – младший брат.)
Я должна была прийти вместо тебя, но бабушка решила, что ей лучше знать, кто должен родиться. Чёрт с ней! Вселенная дала мне ещё один шанс, но тут уже ты не дал случиться тому, что должно было случиться.
(Дыхание ребёнка стало более шумным, это вызывало опасения.)
Почему?.. Отвечай! ОТВЕЧАЙ!!!»
– Я хочу… Я хочу самостоятельно привести тебя в этот мир.
Девушка по ту сторону зеркала опустила голову, обдумывая услышанное. Молчание длилось не дольше пятнадцати секунд. Пятнадцати бесконечно долгих секунд. Когда она подняла голову, выражение лица с гневного сменилось на привычное нейтральное с ноткой безразличия и психопатии.
(«Я изображаю маньяка-убийцу, они ничем не отличаются от обычных людей».)
«Не сжигай записи обо мне…
(ребёнок заплакал; родители вот-вот проснутся)
… или я изведу их всех!»
Страх – это очень сильный мотиватор.
***
– Брат! Брат, что это за девочка?
– Какая девочка?
– Вон та, в углу.
Младший брат Символиста указал пальцем на угол комнаты. Обычно там стоит гитара, на которой никто никогда не играл. Сейчас её там не было. Там вообще ничего не было.
– Серенькая девочка… Брат, почему она плачет? – продолжал мальчик
Символист не знал, что ответить. В углу было пусто. Но некие смутные сомнения на этот счёт всё же прокрались. Разыгравшемуся воображению ничего не стоило нарисовать её такой, какой она была в далёком 2013 году (или в 2012 году, или в 2014, уже и не вспомнить точно), стоящей в углу спиной ко мне. Но что это даст? Взрослые уже не в том состоянии, чтобы прямо видеть и слышать мёртвых.
– Не вижу никакой девочки, но допускаю, что она там есть. Может, она чего-то боится…
Символист снова сел за компьютер.
Есть ли у этой рыжей вампирши, улыбающейся с экрана, прототип?
(«А может, она на кого-то обижена?» – думал маленький мальчик, переводя взгляд со спины старшего брата на угол комнаты и обратно.)
Пожалуй, есть…
– Да, приятель, – протянул Док, – ты, как бы помягче выразиться, человек завершённый. Психиатр немного в другом здании…. Ну, ладно! – Емельянов хлопнул ладонями по коленям и решительно встал. За окном алел закат. – Пока здесь полежишь. Марина, наша mistress, переоденет тебя во что-нибудь попросторнее.
«В саван, например».
– Слушайся её и не обижай.
Док забрал у Максима планшет и, еле слышно произнеся: «Слушать на практике байки без куратора – себя не уважать», вышел из палаты. Уже из коридора до ушей интерна донесся крикливый голос медсестры.
– Ну? Чего замер истуканом? Марш разносить «утки» по палатам!
Часть 2. Что снаружи, что внутри…
Красное небо сменилось розовым, розовое – фиолетовым. А затем на улице окончательно стемнело. Какое-то время в больнице горело дневное рабочее освещение, но вот всё больше кабинетов запирались, гомон работников и пациентов становился всё тише, а коридоры пустели. Все разъезжались по домам.
Впрочем, не все. Пациенты на стационарном лечении никуда уходить не собирались – кроме, может быть, самых отчаянных. В палатах свет уже погасили, но в коридоре непременно горит ночное освещение. И где-то обязательно ходят, сидят или лежат дежурные врачи и санитары.
Марине было не впервой оставаться в больнице на ночь. Делала она это
