солнышка в этом отделении уныния и затхлости? — с удивлением смотрю на неё.
— Потому что я не могла даже встать и сильно болела, — сильно нахмурилась Алла, а в краешках глаз скапливалась влага.
— Ай! — воскликнула она и с обидой посмотрела на меня. — Зачем ты меня за щёку щипаешь?!
— Негоже такому солнышку хмуриться. Ведь если солнце перестанет светить, как всем остальным жить во тьме? — вспомнил одну фразу, которую видел в каком-то фильме.
Девочка немного загрузилась, но вскоре вернула своё весёлое отношение.
— Так и быть, — кивнула она и гордо подняла нос, после чего мы засмеялись.
Так я и пролежал с ней до конца моей выписки. Казалось даже, что моя неудача её обходила, ведь она оказалась единственной, с кем за это время ничего плохого не произошло.
В последний день моего пребывания в больнице, когда я читал бумажную книгу, ибо телефонов рабочих не осталось, а Алла спала, в дверь палаты постучали и зашли. Гостем оказался обычный и непримечательный мужчина и один неожиданный гость. Тот самый мужчина, которого я видел во время ограбления напившихся парней. Именно он сказал отпустить меня.
По эмоциям, промелькнувшим в его глазах, можно было понять, что он меня узнал, но не показал этого или не успел показать.
— Папа! — не успела девочка сонно пропереть глаза, как радостно воскликнула и кинулась невзрачному мужчине на шею. — Дядя Паша!
Уста того, кого она назвала папой, украсила улыбка. А губы второго мужчины исказились в подобии улыбки и вёл он себя более расслаблено.
Вот именно тогда в моём мозге начали происходить перемены и перестройка мировоззрения. Поступил ли тот мужчина плохо? Точно да. Делает ли его это плохим? Нет. Правильнее сказать менее хорошим. Но стоит учитывать, что ещё и Алла относилась к нему не как к другу отца, который иногда навещает их, а как к близкому родственнику. Есть поверье, что дети очень чувствительны ко лжи и злу, а у Аллы я думаю, есть к этому талант, но она вообще не боялась этого мужчины.
Вот именно такая же и окружающая меня тьма. Непривычные к ней люди начнут паниковать, кричать и пытаться выбраться, но эти прохладные и мягкие касания…
Касания лёгкие, едва заметные, но каждого жаждешь как последнего вздоха или глотка воды в пустыне. Они приносили странные ощущения, которые никогда не чувствовал, но они не вызывали никакого дискомфорта или отторжения. Было даже приятно.
Сколько так продолжалось, мне было не понятно. Во тьме считать время можно было лишь собственноручно и никак иначе, ведь не было ничего, что здесь менялось, но я уже который раз сбивался и вскоре бросил это дело. Через какое-то время во мне что-то менялось. Мельком, но мне на интуитивном уровне что-то менялось. Но даже это не отторгалось!
Приходили и уходили чужие воспоминания. Вспышками приходили знания, но также угасали. Когда определённое количество знаний собралось в голове, было даже осознание, что ещё чуть-чуть и я пойму что-то сокровенное, что-то тайное, но меня куда-то потянуло и обретённые мной знания терялись и забывались. Забывался и тот секрет.
***
Очнулся в больнице, будучи перевязанным в четырёх местах и с гипсом на руке и ноге. Да-да, пули три, а ранения четыре. Перевязанными местами были: нога, рука, плечо и живот. К счастью вроде всё обошлось.
Чувствовал себя немного слабым, но вполне нормально функционирующим себя молодым человеком, о чём вполне характерно говорила стоящая возвышенность, находящаяся на больничном покрывале.
Спустя пять минут ко мне пришли доктора, которые на японском языке осведомлялись у меня о моём самочувствии. Удостоверившись, что я в порядке, врачи меня оставили в покое. Оставили одного маяться в скукоте. Про телефон и ноутбук не спросил, а телевизор, висящий в моей комнате, уже не работал, что обозначало возвращение ко мне звания Любимчик Фортуны.
По словам врачей при выстреле в руке и ноге не были задеты артерии или вены, правда в руке пострадала кость, и очень неприятный перелом вышел, но как раз таки кость смягчила и частично перенаправила пулю, которая прошла руку насквозь, в более безопасную область моего живота. Ну, как безопасную…
Пуля всё-таки могла меня убить из-за кровотечения и осложнений, но если бы пуля попала чуть левее, то были бы задеты внутренние органы, и никто из врачей не мог гарантировать моё выживание, ведь до необходимого аэропорта оставалось несколько часов, а садиться на подготовленную террористами для нашей встречи посадочную полосу в Китае никто не хотел. С плечом тоже всё нормально — сквозное ранение, задевающее только мягкие ткани.
Больше всего всех всполошило то, что я не приходил в сознание в течение недели. Самое страшное для меня, так это то, что в больнице ничего не сломалось свыше нормы за время моего в ней пребывания, никто случайно не сломал себе конечность, не забыл что-то, не пролил на кого-то кофе или ещё какого-то проявления моего звания Любимчик Фортуны. А значило это два варианта. Первый обозначал то, что что-то очень неудачное должно произойти в ближайшем будущем и моя удача готовит мне очень весёлый подарок. Во втором варианте обозначалось, что что-то очень неудачное уже произошло и сейчас моя удача отдыхает и набирается сил для дальнейших свершений. Что из этого страшнее даже не знаю.
Палата больницы оказалась просторной, чистой и одноместной, а также с характерными для Японии иероглифами на табличках, которые дополнительно дублировались на английском языке. Капельница стояла рядом со мной и, как я думаю, подавала питательный раствор. Также во рту присутствовала трубка, которая поила меня водой. Можно ещё перечислить пару десятков непонятных мне датчиков, которые что-то наверняка отслеживали в моём теле.
Мне ничего не оставалось, кроме того, что лежать и плеваться в потолок, поглаживая висящую у меня на шее цепочку с винтовочным патроном. Ходить пока не пытался, но потолок оказался ещё не заплёванным полностью, ведь через час ко мне в комнату влетели две девушки. Что удивительно, Катя, резко приблизившись ко мне, крепко обняла. Не ожидал от неё такого — думал она более спокойная.
— Прости нас… — проговорила Катя, а моя рубашка пациента начала мокнуть.
Мда, мне только слёз не хватало. В ответ обнял её и, гладя по волосам начал её успокаивать, при этом глянув на Машу вопросительным взглядом с приподнятой бровью. Она меня правильно поняла.
— Она думает, что виновата в том, что ты пострадал, — говорит Маша.
— А это разве не так? — вопросительно и наигранно спрашивая у неё, при этом подмигнув ей.
— А разве это не так?! —
