призраки, они как живые, и ты имеешь власть над ними всеми, а не только над родней. Тут что-то еще есть.
— Смышленые ребята работают в отделе, я погляжу, — весело хлопнул его по плечу Илья. — Видать, специально вас таких отбирают. Та красотка, которая меня тогда в Белоруссии стреножила, тоже не промах была, такое заклинание на крови сварганила, что я и ахнуть не успел. Знал бы, что в вашей организации сотрудники на подобное способны, убил бы ее по-другому, издалека.
— Мы такие. — Коля не знал, о ком именно из его былых коллег идет речь, но корпоративная гордость сразу же дала о себе знать. — Потому не чудил бы ты сейчас, и, может, все еще обойдется.
— Экого петуха дал! — поморщился ведьмак. — Хорошо же пел — и на тебе. Ладно, пора заканчивать с рассказами и переходить к делу. Но раз обещал… Глянь на вон ту даму в розовом. Верно, ту, что сейчас вино пьет. Это тоже моя родня, прапрабабка, мама Лизаньки. И именно сегодня, ровно в полдень, она в своей комнате совершила кое-какой ритуал, из числа тех, которые могут здорово аукнуться в будущем. Дело в том, что у Лизаньки нелады со здоровьем, у нее то, что позднее назовут сердечной недостаточностью, и по всему выходило, что жизни ей оставалось всего ничего. Уровень медицины тогда был невысок, но и его хватило для диагноза. А вот для лечения — нет. И тогда ее мама сделала то, от чего всю жизнь шарахалась как черт от ладана. Материнская любовь — страшная сила. Н-да. И вот результат — Лизанька жива, здорова и танцует без остановки, хотя еще вчера со второго на первый этаж еле спускалась.
— Это что же за ритуал такой? — удивился Коля. — С подобными последствиями?
— Ритуал обычный, ничего особенного. — Илья закинул ногу на ногу. — Лизаньке здоровье, мама лишилась посмертия, все как всегда. Вот только замешан на крови. Тоже, казалось бы, пустячное дело, каждый второй подобный обряд из числа темных наличие данного ингредиента предполагает. Но вот только кровь у женской половины Рославлевых-Заречных не такая, как у остальных. Знаешь, в каждом старом роду есть некие истории, которые даже члены семьи друг другу на ушко передают, а за пределы дома вовсе не выпускают. Вот как раз про маму Лизаньки нечто подобное и рассказывали. Дескать, родилась она аккурат через девять месяцев после того, как ко двору Екатерины Алексеевны, той, которая еще при жизни Великой стала, пожаловал некий знатный итальянец, очень хорошо разбиравшийся в тайнах мироздания и способный творить такое, что обычному человеку не под силу. Екатерина Вторая всегда во всем любила быть первой и знать больше, чем кто-либо другой в ее государстве, потому сразу после того, как взгромоздилась на российский престол, завела некое подобие «эскадрона», некогда существовавшего при дворе ее царственной тезки, Екатерины Медичи. Вот так молоденькая Наталия Заречная, мелкопоместная дворянка без состояния и перспектив на будущее, и оказалась в постели Джузеппе Бальзамо.
— Фига себе, — только и смог сказать Нифонтов. — Это тот, который Калиостро?
— Он, — кивнул ведьмак. — Ну узнала она от него чего или нет, мне неведомо, только вскоре императрица выдала ее замуж за Хрисанфа Рославлева, поручика гвардии, и лично справила приданое, в которое в том числе вошли те самые земли, на которых стоит этот дом. Казалось бы — куча мелочей, но в результате они сплелись в ту паутину, которой я тебя поймал. Ритуал на крови наследницы Великого Магистра не мог пройти безнаказанно, понимаешь? Когда я принял на себя ведьмачью силу и снова оказался в этом доме, к тому времени давно переставшем быть нашим, я сразу понял, что прошлое здесь живо, что оно никуда не ушло. Не скажу, что моментально, но догадался что к чему, пожаловал сюда в ночь с 15 на 16 июня и убедился в своей правоте. А теперь, мой юный друг, ты тоже смог побывать на этом празднике. И только от тебя зависит, в качестве кого — постоянного гостя, или визитера, который заглянул ненадолго, да и ушел. И имей в виду — ты сослужишь мне службу в любом случае, хоть в жизни, хоть в смерти. Я просто не люблю попусту лить кровь, потому даю тебе шанс. И если совсем начистоту — мне не нужны противники в лице твоих коллег. Я их не боюсь, но тратить время на пустую вражду не желаю. Потому сделай то, о чем я тебя прошу, принеси мне те листы моей книги, что хранятся у вас, и мы разойдемся миром. Более того, я покину Россию — и надолго. Мир изменился, мне хочется увидеть все, что только можно, а это небыстрый процесс.
Коля смотрел на собеседника, и понимал, что тот ему не врет. Ведьмаку на самом деле было безразлична как его судьба, так и чья-либо другая, его интересовал только он сам. Для этого существа не существовало нравственных категорий, его альфой и омегой являлись понятия «выгодно» и «не выгодно».
— И на всякий случай добавлю вот что, — заметив, что оперативник задумался, добавил Илья. — Твоей спутницы в доме уже нет, мой слуга позаботился о том, чтобы она стала закладом нашей сделки. Ну-ну, не сдвигай брови, подобные поступки являлись нормой вещей задолго до того, как ты появился на свет. Всем нужны гарантии, Николай, это деловые традиции.
— Лучше бы ты забрал меня, и отправил за документами ее, — недовольно пробормотал молодой человек.
— Не лучше, — покачал пальцем у его носа ведьмак. — Барышня слишком юна и импульсивна, она могла наломать дров или попросту что-то забыть. Ты же рассудителен и довольно-таки хладнокровен, это мне нравится. И потом, она не смогла бы до конца понять, что случится, если я не получу желаемое, но ты… Ты — другое дело.
— Убьешь ты ее, что еще-то.
— Конечно же, убью, — весело подтвердил ведьмак. — Обязательно. И смерть она примет страшную, мучительную, долгую. Твои перспективы остаться здесь навсегда, по сравнению с тем, что предстоит ей, просто подарок судьбы. Но смерть, мой друг, в данном случае только начало. Она останется в этом мире навсегда, я не позволю ей уйти туда, где свет. Мало того — она будет помнить о том, кем была и как умерла. И каждую ночь станет приходить к тебе, где бы ты ни был, чтобы до рассвета раз за разом рассказывать о своих последних часах жизни. Каждую ночь ты станешь проживать с ней этот кошмар, и ничего не сможешь изменить ни для нее, ни для себя.
