сколько лет тебе дали в целом?
— Восемь лет, товарищ начальник!
— Восемь, — задумчиво взвесил Ларионов и досадно поморщился, — да не называй меня так — «товарищ начальник», не на построении же!
— Виноват, Анатолий Дмитриевич, буду учитывать!
— «Виноват», — снова передразнил его начальник колонии, и многозначительно протянул, — в о с е м ь… а напомни-ка, как долго ты уже здесь отбываешь наказание?
Месяц? Два? Три? — Леха на помнил.
— Почти-что три месяца, Толь, — ответил за него кто-то из сопровождающих офицеров колонии.
— Почти-что три месяца, — снова повторил чужие слова начальник тюрьмы и переглянулся с ответившим офицером, оба понимали неизбежное — погибнет при попытке сбежать, или повесится.
— Ну вот что, Татьков, есть варианты получше! Ты про исправительные колонии, состоящие при химкомбинатах и тому подобное слыхал? У меня есть к тебе деловое предложение. Такое дело тут, значится… Скажем так, у тебя есть возможность перебраться отсюда в другое место. Работа тяжелая, врать не стану, но и условия отбывания, там соответствующие — деревня для заключенных или общежитие закрытого типа — я не знаю, но в любом случае, на тюрьму уже меньше похоже. Есть такой закрытый город в России — про Фрунзинск-19 слыхал? Там на ночь в камерах не запирают, а днем работа на открытом воздухе. Есть, правда определенный риск, ну а куда ж без него, за все хорошее в этой жизни приходится расплачиваться. В общем, если такие условия по тебе, утром жду у себя в кабинете — приходи, в бумагах распишешься.
Следующие две недели прошли как в тумане — в такую удачу Алексей Татьков поверить не мог. Но ожидания его не обманули, этап действительно состоялся, только о конечном пункте назначения ему заранее никто не сообщал. Окно вагона покрывали трещины и толстые стальные прутья, о станциях, мимо которых проезжал поезд, можно было только догадываться. Хрипловатый динамик вагонного радио крутил по кругу сорок две песни и монотонный стук колес вносил больше разнообразия, чем эта унылая, пресноватая музыка. Отзвучали «городские цветы» и Татьков перевел взгляд на соседа напротив, — широкоплечий бородач в очередной раз притопывал свою любимую, — «что те надо» — топ, «что надо» — топ, но в глазах соседа эмоций не было. За окном медленно пробегали макушки сосен, а над ними проплывала луна.
В семь утра поезд остановился, но отголосков бормотания пассажиров, сопутствующих таким остановкам, в вагоне с решетками никто не услышал. Конвой дал команду — «идти в сторону выхода» и заключенные нехотя потянулись в тамбур. Кроме двенадцати небритых мужиков, укутанных в одинаковые телогрейки, этим утром на станцию больше никаких пассажиров не вышло. Татьков обернулся и с удивлением отметил, что их вагон в какой-то момент оказался прицеплен к грузовому поезду.
Новый конвой действовал без промедлений, досматривать заключенных они не стали, личные вещи никто не проверил и после короткой переклички фамилий, Татьков с попутчиками уже трясся в кузове военного грузовика. Четверо сопровождающих солдат с автоматами, по виду — «срочники», как решил про себя Алексей, с расспросами к ним не лезли, но внимательно и с интересом рассматривали вновь прибывших. В их взглядах враждебности не просматривалось, лишь нескрываемое любопытство, а за солдатами начиналась свобода. Серый брезент, туго-обтягивающий металлический остов кузова, заканчивался пустотой, открыто зияющей прямо за спинами молодых парней с автоматами, и двенадцать заключенных смотрели туда с вожделением. Впрочем, солдаты на эти взгляды никак не реагировали.
Грузовик, громко просигналив, остановился за воротами какого-то завода или комплекса, — поди ж их, разбери. Солдаты ловко выпрыгнули из кузова, одинаково топнув каблуками сапог по асфальтированной дороге. Заключенные переглянулись, но своих мест не покинули, перед этапом инструкции выданы четко и ясно, — «без команды не двигаться, а иначе — побег!».
— Ну, чего расселись, отдельного приглашения ожидаете? — высокий, поджарый мужик в пагонах капитана заглянул в кузов с заключенными, — давайте, по одному и на выход.
Капитан старался говорить грозно, но веселые глаза выдавали говорившего с головой, за его спиной весело перешептывался конвой. Из наплечной сумки он извлек лист бумаги и положив его поверх папки стал быстро называть фамилии вновь прибывших.
Внутри огороженного забора оказался не завод, как Татьков выяснил позже, это была территория общежития для отбывающих наказание. Их повели к ближайшему зданию, Леха обернулся — забор выглядел более чем надежно: в высоту метра четыре бетонного монолита, поверх бетонки толстый моток колючей проволоки, но конвой за ними не двинулся и створ ворот, через которые только что проехал военный грузовик, закрывать не спешили, — иллюзия, но иллюзия свободы!
Внутри общежития витали ароматы казенных коек, на входе за полупустым обшарпанным столом скучал усатый сержант.
— Принимай, Терентьев! — обратился к нему капитан, протягивая лист бумаги с фамилиями заключенных.
Общежитие состояло из четырех этажей, Татькова разместили на третьем. Длинная, но узковатая комната была рассчитана на шестерых человек, Алексея разместили вместе с бородатым любителем рэпа. Четверо первых постояльцев уже заняли лучшие места, и новички приняли койки возле двери, знакомств в тот вечер никто не завязывал.
Стоящие боком к стене шкафы частично мешали ходить вдоль комнаты, но кое-как разделяли пространство, оставляя надежду на уединение личности, входная дверь осталась не заперта. Татьков не выдержал и протиснулся к окну, отодвинув рукой занавеску он долго всматривался в открывающийся мир. Мир, который не имел решеток.
Окно частично закрывал забор, но все равно, если смотреть поверх колючей проволоки, где-то вдалеке виднелись огни. Эти манящие, далекие огни означали близкое расположение города, где-то там за освещенными пятнами света жили люди. А последнее означало, что и Леха Татьков теперь снова мог жить. По-человечески, ну, или почти по-человечески. Этой ночью, впервые за несколько месяцев, Леший спал без кошмаров и сновидений.
Фрунзенск-19. Закрытый и мертвый — теперь в звуковом исполнении (озвучено профессиональным чтецом Литрес)
