касающееся суррогатного материнства для вампиров, могло бы вывести больницу на инновационный уровень. Не многие больницы удовлетворяют нужды вампиров (потому что их тела сложны и самодостаточны), но мы могли бы стать авторитетом в чем-то очень важном и актуальном для древней могущественной расы. Так что, сегодня вечером я внимателен и думаю о том, кому мне нужно будет представить свою идею, когда я доведу ее до ума.
Мы решаем сесть за один стол. Он круглый, с плотной белой скатертью и полной сервировкой в западном стиле: фарфоровые тарелки и масленки, хрустальные бокалы и столовые приборы сверкают в тусклом пурпурном свете. В центре стола потрясающие белые орхидеи. Люси сидит слева от меня, а Сора справа. Последняя наклоняется ко мне:
– Я не знала, что ты встречаешься с Люси?
Я пожимаю плечами.
– Сравнительно недавно. – Мы встречаемся? Как-то раз мы брали еду в магазине на углу, когда возвращались ко мне из больницы. Может быть, это наше первое настоящее свидание?
– Хм. Я думала, что тебе нравится Джуничи. Он определенно казался заинтересованным тобой.
Мой желудок сжимается от одного только упоминания его имени. Господи. Я чешу затылок, потому что не знаю, что ответить.
Я считаю себя бисексуалом. Много времени и душевной боли ушло на то, чтобы к этому прийти, но я знаю, что этот ярлык мне подходит. Быть геем, квиром или трансгендером открыто не принято и не приветствуется в японской культуре. Сора – вампир, и ей на все это наплевать… но все же. Я меняю тему.
– Кто это сейчас на сцене? – шепчу я. У стеклянной трибуны стоит молодой парень в типичном для «обычного служащего» черном костюме и галстуке. Он долго кого-то представляет. Может, гендиректора больницы? Я не услышал имени.
– Он один из членов совета директоров, – шепчет в ответ Сора, поправляя очки.
– Если бы я хотел написать предложение о новой программе для больницы, кому бы мне нужно было его представить?
Карие глаза Соры расширяются.
– Ты думаешь сделать что-то, связанное с вампирами?
– Да. И возможно, Харука Хирано мне в этом поможет. Но моя идея еще на ранних стадиях. Он сказал, что сначала мне нужно написать и утвердить предложение.
– Это прекрасно, Джэ. Лучше всего тебе поговорить с Джуничи.
Мой желудок снова сжимается, и я хмурюсь.
– Почему?
– Потому что он лучший друг Харуки, а к тому же он владеет больницей и лично финансирует все проекты.
– Что?
– Тс-с. – Люси оборачивается и одергивает меня, но у меня кружится голова, и я сосредоточен на Соре.
– Он что? – говорю я тише.
– Он генеральный директор, Джэ. «Декан больницы», хотя ему не нравится, когда его называют ни тем, ни другим титулом. Ты не знал? Он подписывает твои чеки.
– Я не… я не получаю зарплату. Мне передают деньги напрямую.
– А твой трудовой договор?
– Его подписывал Кавагути-сан!
Сора пожимает плечами.
– Ну тем не менее. Я думала, ты знаешь.
– Нет.
– Тс-с!
Сора морщится и наклоняется через меня:
– Прости, Люси.
Я качаю головой, пытаясь все переварить. Джуничи владеет больницей. Он генеральный директор… Владелец больницы, где я работаю, в течение трех недель уговаривал меня поужинать, пришел ко мне домой, принес дорогие цветы, а я предложил ему слегка теплую еду, а затем сказал, что у меня есть презервативы, и заявил, что делаю ему одолжение.
Я прижимаю пальцы ко лбу и закрываю глаза, голова раскалывается.
– Твою мать…
– Джэ. Jebal, joyongheehae. Mooseun il itnee? – Люси просит меня шепотом по-корейски, а мне просто хочется залезть под стол, свернуться калачиком и умереть.
– Видишь? – Сора трогает меня за плечо и говорит, – Смотри. Он там.
Я не хочу смотреть. Если я посмотрю, значит, это правда. Все вежливо хлопают, когда я поднимаю голову.
Он там, кланяется молодому человеку в костюме и подходит к стеклянной трибуне. Джуничи улыбается, его черные глаза блестят, и кожа цвета арахисового масла сияет под ярким светом. Теперь он чисто выбрит и одет в прекрасно сшитый костюм сливого оттенка в дополнении с атласным галстуком глубокого насыщенного цвета. На ком бы то ни было другом костюм такого цвета выглядел бы нелепо. На мне уж точно.
Но Джуничи Такаяме он выглядит сказочно.
Спустя час мне все еще хочется умереть. Но сначала меня, должно быть, вырвет. Опорожню желудок, а затем окажу услугу гробовщику. Джуничи ходит по залу и здоровается с гостями за каждым столиком, пока подают ужин. Чем ближе он подходит к моему столу, тем сильнее скручивается в узел мой желудок.
Сора и Люси вежливо переговариваются, наклоняясь вперед через меня. Я откидываюсь назад, так и не прикоснувшись к еде на тарелке. Мне так стыдно, что даже больно. Почему меня так волнует мое поведение именно сейчас? Когда я думал, что он просто какой-то случайный вампир, меня это не особо волновало. Теперь, когда я знаю, что он мой босс и единственный владелец огромного благотворительного учреждения, я раздавлен.
И мне нужно представить ему предложение. Я сказал Харуке и Нино, что сделаю это… Я хочу помочь им и другим подобным парам. Но я действительно облажался, так ведь?
Джуничи стоит у соседнего столика, улыбается и ведет себя обходительно. Я слышу, как все восторгаются и смеются, расхваливая его. Я встаю со своего места, чтобы удалиться. Не могу сейчас встретиться с ним лицом к лицу. Не здесь. Может быть, позже я отправлю электронное письмо или что-то в этом роде и извинюсь? Черт. Так поступают только трусы. Я извиняюсь, потому что мне искренне жаль? Или потому что он мой босс? А может, потому что мне что-то нужно от него?
Все вышеперечисленное вместе?
Официант указывает, где туалет, и я испытываю благодарность, что там никого нет. Я прячусь в кабинке, запираю дверь и прижимаюсь к ней спиной. Закрываю глаза, глубоко дышу и пытаюсь заставить это подозрительное, узловатое, ужасно неприятное ощущение в моем теле утихнуть.
Оно появилось, когда я впервые переехал в Японию и начал работать с Сорой. Тогда это было тихое гудение, похожее на фоновый шум внутри меня.
Встреча с Харукой и Нино усугубила ситуацию. Гудение сменилось легкой пульсацией, но я все еще мог ее игнорировать. И справляться с этим ощущением. С Джуничи… Оно хуже, чем когда-либо. Это похоже на удары в основание моего позвоночника и скручивания в желудке. С той ночи, как он пришел ко мне домой, оно вспыхивает при одном упоминании его имени. Я чувствую себя подростком, у которого бабочки в животе, только вот эти бабочки полыхают пламенем и борются друг с другом. Я даже просил коллегу осмотреть меня, чтобы выяснить, нет ли у меня какой-либо болезни, но ничего необычного не обнаружилось.
Я дышу, но лучше не становится. На самом деле, становится хуже – все только обострилось, и у огненных бабочек появились крошечные ножи. Я слышу, как распахивается дверь в мужской туалет, когда я двигаю спиной влево по двери
