хотела спросить. Ты девочку искал которую, никаких зацепок больше?
– Нет, Алин. Никаких. Глупости все то, пора выкинуть из головы. Спасибо, что беспокоишься, но думаю обо всем сто́ит забыть.
– И то верно. Жениться пора, Гриш.
Брат невесело ухмыльнулся, отхлебнул горячего чая и тут же закашлялся. Алинка испугалась, начала помогать, хлопая его по широкой спине. Но тот замахал руками и показал в сторону дороги. По ней, бодро вышагивая, шла девушка в яркой зеленой куртке.
Анастасия.
Алинка, видимо, меня заметила, и тут же сорвалась с места, побежав навстречу. Мне кажется, я сегодня радовалась ей, как никогда. Страшно все таки оказаться неизвестно где и искать на свою пятую точку новые истории.
– Настя, ты меня с ума свела! Ты как? На чем? Я звоню, звоню…
– Привет, прости, телефон остался дома. Случайно. Ты же сказала, где будете, вот я и приехала. На такси. Меня, правда, в центре высадили. А потом я в магазине спросила, куда идти.
– Смотрю ты все та же авантюристка. Слава богу, ты приехала, без тебя такой тухляк! Юлька сегодня вся из себя, в машине отсиживается. Пашка с Семенычем уже хорошие. А Гриня он такой молчун. Ну сейчас сама всё увидишь. Пошли, я тебя представлю своим родным!
Подруга потащила меня к компании, а я радовалась, что нашла их, таких незнакомых и таких родных. И еще поражалась тому, как ловко выдернула меня судьба из лап Игоря. Мельком глянула на полоску, оставшуюся на пальце от кольца. Нет, не жалею. Ни о чём не жалею!
Познакомились мы быстро и сразу нашли общий язык. Алинка щебетала, осторожная Юлька, не утерпев, присоединилась через пять минут к нашей компании. Муж подруги Пашка и Семеныч травили анекдоты и байки, и только Гриня постоянно молчал и вообще был какой-то хмурый. Каждый раз, как я смотрела на него, он становился все мрачнее и мрачнее. И, в конце концов, я просто перестала обращать на него внимания. Ну, подумаешь, странный тип. Может он просто нелюдим.
К тому же что он ей? Ну красив, ну да офигительно сексуален, ну даже по вещам и поведению видно, что никакой не забулдыга и тунеядец. Сейчас мне хотелось лишь забыть о своей несчастной истории с несостоявшимся замужеством и намечающейся ссорой с родителями. И потом, сто лет не была на природе. А зимой так вообще никогда! И горячий глинтвейн, сваренный прямо на костре, кружил голову, даря непривычное ощущение счастья. Запах дыма, мерзлого леса, аромат шашлыка, смех новых друзей, все это для меня было самым настоящим новогодним подарком.
Через пару часов шашлыки были съедены, мусор убран, а алкоголь у мужчин оказался на исходе, но, кажется, домой никто и не собирался. Теперь все лепят башни и попеременно обкидываются снежками. Даже Юлька включилась в игру и, повизгивая, прячется от снарядов за спиной мужа.
Гришка с Алинкой – против нас с Семенычем. Залп первый, второй, третий, мы заготовили целую кучу снарядов, но Семеныч расторопней меня и комки снега быстро заканчиваются. Пока я верчусь в поисках нового липкого снега, покинув защитный вал, мне прилетает комом снега. И ни куда-нибудь, а прямо в рот. Я на миг теряюсь, но потом давлюсь смехом сгибаясь пополам, выковыриваю изо рта пожеванный снаряд.
Через мгновение меня хватают чьи-то неимоверно сильные руки и вздергивают от земли. Все еще беззвучно смеюсь, утыкаясь в Гришкин заиндевевший свитер, да так, что не могу успокоиться. А его трясет, просто колотит крупной нервной дрожью, и он бесконечно отчего-то шепчет испуганное свое: "Прости, прости, прости…"
Я поднимаю на него счастливые глаза и замираю, смеяться больше не хочется… Внутри все переворачивается, сердце делает кульбит и, кажется, пытается оглушить меня своим грохотом. Трясу головой, пытаюсь отдышаться, не понимая, что происходит. Отчего его дрожь передается мне? Я отступаю на шаг, и тут же в его взгляде сквозит неподдельная тревога и какое-то недюжинное мучение. Гришка дергается на миг, как от удара, но потом берет себя в руки и растягивает свою потрясающе-обаятельную улыбку:
– А я думал, ты плачешь. Все в порядке?
– Да, спасибо. Просто смешно. Я такая растяпа.
– Нет, ты просто очень красивая, как солнышко.
Я смущаюсь, выворачиваюсь из его рук и бегу к Алинке. Пора меняться местами.
Сердце все еще гулко бьётся в ушах. Что это сейчас было? К чему этот комплимент? И, все еще счастливо улыбаясь, прячусь за новой башней. Ползая на корячках, собираю в кучку новые комья снега и продолжаю бой. Уже через минуту меня уносит взрывной волной адреналина в крови так, что я совершенно забываю обо всех своих печалях и невзгодах.
Около получаса длится наше общее безумие второго побоища, за это время мы меняем команды еще пару раз. И настает тот самый момент, когда мы с Гришей должны оказаться вместе, в одной команде. И я, неожиданно для себя, начинаю волноваться. Но спасает меня Юлька – выкидывает белый флаг в виде кухонного полотенца, немного перемазанного кетчупом, и кричит что есть мочи, что пора домой!
Все понимают, что, наверное, действительно хватит, ведь одежда вся забита снегом, ноги промокли, а о варежках с шапками и говорить не стоит. Очистив друг друга от заледеневших катышков, посовещались и решили ехать на одной машине, не вызывая такси. Правда, для этого пришлось разложить третий ряд сидений, который таился в багажнике машины Семеныча. Но так как сиденья были неудобными, да и нужды особой в них не было, то ими особо и не пользовались.
Пакеты с вещами и посудой растолкали по полу у ног. Юлька за рулем, рядом с ней Семеныч, руководит поездкой, одновременно подбадривая свою трусиху жену. Алинка с Пашей посредине, а нас почему-то с Гришей «утолкли» в багажник. Здесь сидеть, конечно, совершенно неудобно, да и Гриша достает макушкой до потолка, так что приходится постоянно пригибаться. Но лучше, конечно, ехать так, чем ждать приезда другой машины.
До города полчаса езды, громко орет музыка, разговаривать никому не хочется, все просто выдохлись. У меня промокли штаны, щиплет коленки, и ужасно чешется от холода кожа. Все, о чем я сейчас мечтаю, так это о теплой ванной. И мне даже плевать, если Игорь до сих пор отирается где-то рядом. Сейчас мне уже ничего не страшно! Хотя навряд ли он все еще там. Вот папа да, тот наверняка караулит квартиру.
Ерзаю на холодном сидении, пытаясь удержать те искорки хорошего настроения, что переполняют меня от отдыха на природе. Но мысли, они как рой рассерженных ос, надоедливо