Ознакомительная версия.
Максима слушали внимательно. Здесь, в лагере, он был самым старшим по возрасту, за исключением Химригона, отсутствующего возле костра, и Сибиряка. Но даже пятисотлетний глава Ночного Дозора не встревал, не поправлял и не дополнял. Когда рассуждает мудрый, многое повидавший и испытавший маг, нет нужды что-либо добавлять.
– Хорошо! – хлопнул себя по коленям Сибиряк, сообразив, что продолжать Максим не намерен. – Неваляшку создал Сумрак, использовав в качестве оболочки для сущности тело избитого заключенного. Зачем он его создал? Почему именно из обычного человека – мы, наверное, не сможем ни разумно объяснить, ни догадаться. Но зачем – это мы понять обязаны, иначе…
– Иначе он нас укокошит, – невесело усмехнулся Аесарон. – С Сумраком шутки плохи, а? Что ему могло не понравиться? Кто и что натворил?
– Единственное по-настоящему серьезное событие – это создание общины. Однако атакует неваляшка нас. То есть всех, кто собрался для ликвидации этой секты, подполья, организации, вербующей Иных. Означает ли это, что Сумраку неугодно уничтожение общины? – Сибиряк обвел присутствующих заинтересованным взглядом. – Означает ли это, что мы должны отступиться?
– Я написала! – выступила из темноты Мельникова, протягивая листок с кривовато набросанными строчками.
Глава Светлых взглянул на листок с недоумением, потом, видимо, вспомнил о порученном вампирше задании, посмотрел на текст песни внимательнее. Затем перечитал еще раз.
– «Тебе половина – и мне половина» – это он про Свет и Тьму или про Ночной и Дневной Дозоры? Или про то, что лишает нас сотрудников поровну? Или про то, что теперь придется напополам делить сферы влияния с общиной? А вот это… «Луна, словно репа»? – Он очумело тряхнул головой. – «А звезды – фасоль»? И что это значит?
– Это просто песня! – глядя исподлобья, упрямо повторила Анюта.
– Нет, я никогда не пойму современную культуру! – со вздохом констатировал Сибиряк. – Как можно сравнить сверкающие звезды с бобами?! Нет-нет, это наверняка шифр! Наверняка иносказание! Ребус! Это должно означать совсем не то, чем кажется! – Он снова вчитался. – Вот: «Еще тебе, мамка, скажу я верней: хорошее дело – взрастить сыновей, которые тучей сидят за столом, которые могут идти напролом…» Взрастить сыновей, идти напролом… Сын Дога, необходимость проломить магический щит…
– Ыыыы!
– Да я и сам понимаю, что звучит как глупость несусветная! Сын Дога – там, и сын Крюкова, если уж на то пошло, – тоже там, а проломить щит должны мы, отсюда, снаружи…
– Ыыыыыы!
– Ладно, я потом подумаю над загадкой! – торопливо закруглился Сибиряк, сложил листок вчетверо и сунул в карман.
Все напряглись, завороженно уставившись на карман. Поскольку никто никогда не видел, как Сибиряк что-то кладет туда и что-либо достает оттуда, существовало несколько вероятностей. Первая – и самая щадящая – это что Мельниковой придется заново писать текст, потому как этот утерян уже безвозвратно. Вторая – это что сейчас произойдет аннигиляция, катастрофическое взаимодействие бумаги с чем-то, находящимся в кармане. Третья… Впрочем, вероятностей действительно было много, однако ничего не происходило. Сибиряк, поймавший на себе сразу столько взглядов, на всякий случай отряхнулся и украдкой проверил, все ли у него застегнуто, нигде ли ничего не торчит.
– Так что скажете, господа? – вернулся он в русло беседы. – Может, пора нам расформировываться? Может, на смену Дозорам придет структура более жизнеспособная, более угодная Сумраку?
– Давайте определяться, – кивнул Аесарон, – не то неваляшка всерьез примется за нас, таких непонятливых и неотступных. А?! Если он не трогает Загарино…
За деревьями полыхнуло, вдалеке раздался чудовищный треск, высоко в небо взметнулся такой сноп искр, что салют на День Победы на его фоне показался бы парафиновой свечкой в луче тысячеваттного прожектора. Все повскакивали с мест, напряженно вглядываясь в зарево над невидимым селом.
– Похоже, это ответ на твои сомнения, Темный, – проговорил Максим. – Похоже, неваляшка все-таки принялся за Загарино.
– Или за него принялся «Светлый Клин»! – подбежал к костру запыхавшийся Светлый маг Кукин. – Денисова нигде нет! В смысле – в лагере его нет, и, судя по всему, уже давно.
Для того чтобы потихоньку исчезнуть из лагеря, Денисов выбрал самый удачный момент. Вернее, не выбрал, поскольку разнообразия вариантов ему предоставлено не было. Он, скажем так, воспользовался обстоятельствами. Едва все отвлеклись на появление Лили – Маруси Бухаровой – и предстоящее вторжение неваляшки, участковый скользнул за деревья, потом еще дальше, мимо патрулей, вдоль трассы. Сердце было не на месте: в лагере остались знакомые; там сейчас готовился к сражению его молодой, слишком прямолинейный и горячий друг. Не напоминает ли уход Денисова предательство, бегство? Если в первый раз Федор Кузьмич бросил Евгения посреди дороги для его же блага, то теперь объяснить свой незаметный уход теми же причинами он никак бы не сумел.
Но разве мог он помочь хоть чем-нибудь там, в лагере? С его-то скромными способностями! Быть полезным в присутствии четверых Высших? Да, конечно, у него есть «Светлый Клин», который является неплохим козырем, способным в решающий момент полностью перевернуть расстановку сил, «сделать партию». Вот только «Светлый Клин» предназначен для защиты людей, а в лагере таковых не наблюдается.
С другой стороны, если неваляшка является защитником общины, то когда же еще пытаться пробиться внутрь, как не в его отсутствие?
В прошлый раз, будучи на машине, Денисов подъехал к барьеру с противоположной от лагеря стороны. Теперь он шел напрямик, кратчайшим путем. Луна висела высоко над тайгой, и там, где она умудрялась проникнуть сквозь густые кроны, под ногами участкового образовывалась коротенькая тень. Прохладной, светлой, прозрачной выдалась нынешняя ночь, шагалось легко, поскольку каждый ствол, каждая кочка, каждый причудливо выпирающий корень – все виделось отчетливо. На открытом пространстве стало еще светлее, но и для ветра, тянущего с реки, здесь было раздолье. Дважды подобрав сбитую его напором милицейскую фуражку, лейтенант наконец совсем снял ее, оставил в приметном местечке, придавив для надежности камнем.
Хотя теперь он знал расположение села и прилегающих к нему территорий, амулет он из рук не выпускал, регулярно посматривал на собственный кулак, временами наливающийся изнутри густым рубиновым светом. Кто же предусмотрел, кто еще пятьдесят лет назад обеспокоился возможными проблемами, возникающими в Сумраке из-за нерационального потребления Силы? Кто уже тогда почувствовал, обнаружил предвестники надвигающейся бури? Кто подсунул районному руководителю Ночного Дозора эту Темную вещицу на кожаном шнурке? С какой целью? Почему так небрежно, так легкомысленно относятся к аномалиям все, кроме Денисова? Почему отодвигают эту проблему на пятый-десятый план?
Впрочем, и сам Федор Кузьмич в данный момент не был готов решать головоломку. Амулет помогал обнаружить прорехи, а те, в свою очередь, позволяли определить границы территории общины. Сейчас от миноискателя, индикатора, датчика требовалось только это.
Если бы кто-нибудь мог со стороны увидеть пожилого лейтенанта, быстро, но осторожно пересекающего луг с пожухшей, потерявшей летнюю сочность и упругость травой, он бы непременно обратил внимание на то, как заострились черты его лица, как напряженно сведены к переносице брови, как сутулятся плечи. Седая челка, укоротить которую он постоянно забывал, откладывал на потом, сейчас то пошевеливалась и топорщилась под порывами ветра, то падала на потемневшие, запавшие, больные глаза. Не осознавая, что именно ему мешает, Денисов сердито отмахивался, словно не волосы, а докучливая мошкара лезла в лицо. Целеустремленность, с которой он шел к барьеру, позволяла рассчитывать на то, что ему известен способ преодолеть стену. Но нет, увы – нет. Денисов надеялся разобраться на месте. Может, что-то подскажет ему решение. Может, снизойдет некое откровение. Может, с этой стороны периметра найдется какая-нибудь зацепка, какая-нибудь брешь.
Что там, внутри? Каково там? Идет ли там обычная жизнь, полная рутины и мелких радостей? Или потомок Первого шамана взял всех под такой плотный, всеобъемлющий контроль, что каждый член подполья – не более чем винтик огромного механизма, выполняющий определенную функцию и не имеющий шанса вырваться из общей системы? Западня ли это или осознанное заточение? По собственной воле, приняв разумное решение, или вследствие обмана и по принуждению остаются в общине люди и Иные? Как там Данилка и Николай? Спят ли сейчас на барских перинах или ютятся на занозистых нарах в бараке? Вроде бы внутрь они попали только накануне утром – успели ли понять хозяева общины, какую ошибку они допустили, позвав к себе Крюкова в расчете на то, что его сын – будущий Великий? День выдался суматошный, древний шаман то в облике орла мелькал в вышине, то безликой, мрачной, холодной тенью нападал на собравшихся в лагере – до новоприбывших ли ему было? А если он ближе к утру выяснит, что у Данилки – нулевой потенциал, что же тогда ждет малыша? Будет ли он изгнан из общины? Или?.. Об этом «или» думать было страшно, так страшно, что съеживалось все внутри, завязывалось узлом, и ни вдохнуть – ни выдохнуть.
Ознакомительная версия.
