Ознакомительная версия.
Федор Кузьмич не сомневался, что рано или поздно сообразит, как при помощи «Светлого Клина» вскрыть защиту, упрятавшую Загарино. Проблема в другом: он не знает наверняка, он никак не может быть уверен, что там, внутри, обычным людям что-то угрожает. Он может только догадываться, домысливать, предполагать. Стало быть, придется рисковать. Он не боялся персональной ответственности за то, что его действие может быть расценено как неправомочное или что его впоследствии обвинят в использовании артефакта в личных целях. Сейчас ему доподлинно известно, что младенец не должен находиться там, где находится. Но так уж вышло, что младенец – его родной внук. Выкради его Химригон, Аесарон, Остыган или сын Дога – сомнений никаких не было бы: вот преступление, а вот и наказание за него. Однако в сложившейся ситуации не все так просто. Данилку забрал из дома отец. Может ли это считаться похищением? Может ли считаться преступлением Темного против человека? Имеет ли право Федор Кузьмич вмешаться не как дед, недовольный поведением своего зятя, отца украденного ребенка, а как Иной, следящий за порядком на вверенной территории? Сейчас все, в том числе Аесарон, вроде бы на стороне Денисова, сейчас все вместе, дружно справляются с общей опасностью. Но как оно обернется, когда нынешнее перемирие закончится, когда в альянсе Дозоров уже не будет необходимости? Не припомнит ли Аесарон и клятву, вытребованную Светлым, и то неловкое положение, в которое Федор Кузьмич его поставил перед сотрудниками Дневного Дозора и всеми остальными, скрытно присутствовавшими на развилке дорог? Тогда «обнаружить» нарушения в применении «Светлого Клина» будет проще простого, какого бы результата ни добился участковый нынче ночью. Что будет с районом, если Денисов лишится артефакта? Да, конечно, теперь в райцентре есть отделения Дозоров, да и, в конце-то концов, живут же все другие города и страны без «Светлого Клина»?! Тем не менее пожилой маг был уверен, что с изъятием привычного всем артефакта исчезнет еще что-то, присущее только этим местам.
Доверие, что ли?
Возможности маленького отделения Ночного Дозора не бесконечны, действия Евгения и ему подобных сотрудников ограничены целыми томами инструкций, формуляров, поддоговорных обязательств и необходимостью согласования практически любых мер с Дневным Дозором. «Светлый Клин» ограничен только моральными критериями. Каково придется тому же Химригону, если его одиночество начнут постоянно нарушать проверками, переучетами и прочей бюрократической ерундистикой? Каково придется Матрене Воропаевой, которую непременно возьмут под контроль и те, и эти?
Но вот, допустим, вскрыл он скорлупу магического щита. Что делать дальше? Там, на территории села, находится, если верить статистике исчезновений, несколько десятков Иных. И Николай Крюков – едва ли не слабейший из них. Как сможет справиться с ними маг самого низшего ранга, ежели ему окажут сопротивление? Надеяться на то, что его вторжение останется незамеченным, глупо. Звать на помощь альянс Темных и Светлых? Тогда все вернется к своему началу: у него одна цель, у них – другая. Он хочет спасти своего внука и тех несчастных, которые, возможно, насильно удерживаются внутри. Они хотят арестовать, нейтрализовать, ликвидировать тех, кто состоит в подполье.
Значит, придется действовать в одиночку, словно диверсанту на вражеской территории, словно разведчику, с боем прорвавшемуся в тыл неприятеля, а затем затаившемуся, растворившемуся, исчезнувшему до нужной поры. Получится ли?
Но и это – только полбеды! Вспоминая свои фронтовые навыки, Федор Кузьмич вспоминал и роковые неудачи. Что, если барьер застрахован от грубого проникновения? Что, если при любой попытке прорваться внутрь сработает механизм самоуничтожения, как в каком-нибудь секретном бункере? Разумеется, все важные члены общины подготовлены на этот случай – мгновенный уход в Сумрак, защитная пленка предусмотрительно подвешенных заклятий, «бронированный» каркас, портал, провешенный в безопасное место. А что будет с остальными? С теми, кто не представляет особой ценности? Если сын Дога проиграет сейчас, но когда-нибудь захочет повторить и продолжить начатое, ему крайне важно, чтобы никакая информация не попала в распоряжение Дозоров. Ни при каких условиях. Как только он почувствует, что созданная им скорлупа поддается, что проникновение на территорию общины вот-вот состоится, он запросто может активировать заклятье, уничтожающее все следы, всех лишних свидетелей.
Возможно, Денисов напрасно себя накручивал. Возможно, у его страха глаза были так велики, что видели разные ужасы там, где их и в помине не было. Но то, как отпрыск Дога обошелся с патрульными, то, как он расправлялся с Иными в лагере, не позволяло терять концентрацию и беспечно рассчитывать на лучшее. Одна ошибка – и после этого хоть развоплощайся. Светлый, ставший косвенной или тем более непосредственной причиной гибели людей, вряд ли сможет продолжить свое существование. Что в этом случае станет с Катериной, с Людмилой?
Одинокий осокорь отчаянно шелестел остатками потемневшей от протяжных дождей и сырых осенних холодов листвы. Привалившись к его стволу боком, участковый перевел дух. Задумался: как же так получается, что эти самые листочки, напоминающие смятые обрывки шуршащей оберточной бумаги, так настырно цепляются за верхушку своими подгнившими черенками? Казалось бы, кончилось их время, давным-давно ушло, и осокорь при свете дня кажется чистым, освобожденным, готовым к тому, чтобы весной родить свежую зелень. Но сейчас, ночью, стоило дунуть ветру посильнее, как вскрылась стыдная изнанка, повылазила на вид черная дряблая ветошь, дырявая да скукоженная, да повыше нацелились, повыше. Будто один день на самой верхушке дерева может что-то поменять, может отменить или отсрочить весеннее обновление.
А с другой-то стороны – куда деваться, ежели обновление так затягивается? Что ж делать-то, ежели до весны еще нужно дожить, а полуистлевшая заплесневелая листва, о которой все уже забыть успели, на самом деле никуда не делась, притаилась и вынырнула аккурат тогда, когда меньше всего ждали? Разве не может ей прийти на ум, что она по праву так высоко вознесена над лугом, над оврагами, над теми, кто уже ушел, и теми, кто еще не явился?
Отшатнувшись от осокоря, Денисов задрал голову и погрозил полуголой кроне оттопыренным пальцем.
В том месте, откуда он его оттопырил, внутри кулака стал виден красный камень, сияющий так, что всем маякам на зависть. Две минуты назад он всего лишь помаргивал. Как бы участковый хотел, чтобы прав оказался летом Аесарон, предположив блуждающие аномалии! Уж лучше б они блуждали, честное слово! Но нет, беда была в том, что они росли, расширялись, и то, с какой скоростью самая большая из них буквально на глазах Денисова поглотила расстояние в метр-полтора, пугало не на шутку. Этак скоро во всем районе Сумрака не останется! А дальше что? Во всей области? Во всей Сибири? Выедает ли Силу вокруг себя проклятый щит? Или так тихонечко, под сурдинку, община захватывает все большую и большую территорию? Может, растет щит, а вместе с ним увеличивается в диаметре кольцо бессумеречной пустоши?
Километра не доходя до реки, Федор Кузьмич присмотрелся. Даже не будь он Иным, охотничья молодость и регулярная практика до сей поры позволяли сохранить зрение острым. На яру, задрав оглобли к звездному небу, стояла цыганская кибитка. Неподалеку от нее, склонив головы, дремали две стреноженные лошади. Участковый приметил место, где Лиля могла бы видеть вышедшую из воды тень. Правее кибитки, метров через пятьдесят-семьдесят, река уходила на изгиб, там вода уже не просматривалась, скрытая высоким и крутым берегом. Левее кибитки, почти вплотную к ней, подступала бессумеречная пустошь, куда ход Иным был заказан, вернее, где они были лишены своих способностей и не могли появляться никак, кроме как в человеческом облике. Пустошь пересекала реку и захватывала кусочек противоположного берега – это Денисов выяснил еще в первое свое посещение окрестностей невидимого колхоза. Стало быть, ежели где и мог вынырнуть неваляшка, то только на вот этом отрезке под яром, иначе Лиля не смогла бы наверняка знать, что появился он именно из воды.
Означало ли это, что вход на территорию села – под водой? Или для членов общины нет никакой разницы? Вероятнее всего, так и есть. До вчерашнего дня они свободно курсировали туда-сюда пешком, на машинах и на рейсовом автобусе, регулярно появлялись в райцентре. А вот за тот день, когда к селу стягивались силы альянса, из села носу никто не высунул. Почему? Возможно, почувствовали, прознали про оцепление, затаились, готовясь отражать атаку Иных или просто будучи уверенными, что без разрешения внутрь даже муха не проскочит. Или решили, что с приходом в общину отца и сына Крюковых у них теперь – полный комплект и, имея в распоряжении еще одного потенциального Великого, нет нужды контактировать с внешним миром вообще.
Ознакомительная версия.
