утра должен идти, – отвечаю я, держа зубами две булавки. Ужасная привычка класть эти чертовы штуки в рот. Я придвигаюсь к нему, сидя на своем маленьком табурете на колесиках, затем выпрямляюсь, чтобы поправить его ремень.
– Самолет Сайруса приземлился?
Джэ фыркает.
– Да. Он и Сара прекрасно добрались.
Я останавливаюсь, вытаскиваю булавки изо рта и смотрю на него снизу вверх.
– Чего-чего? Что случилось с Бенджамином?
– Они расстались на прошлой неделе снова. Это девушка из его офиса, которая ему вроде как нравится. Он просто разбирается в себе, что нормально, но я был бы признателен, если бы он не менял партнеров как перчатки. Мне очень нравился Бенджамин.
– Он сказал ей, что мы все вампиры?
– Да. – Джэ хмурится. – Она «в восторге» от этого.
– О Боже…
– Я заехал в поместье Курашики, чтобы занести бумаги для второго этапа суррогатного материнства. Селлина и Джованни были там.
– Да ну? – Говорю я, прежде чем засунуть булавку обратно в рот.
Джэ кивает.
– У нее такой круглый живот. Она сказала, что у них будет двойня.
– Dios mío. Сразу два отпрыска Джованни.
Он смеется.
– Верно. Бедная женщина. – Он делает вдох, и я слышу улыбку и глубокое удовлетворение в его голосе. – Это будет мое первое посещение храма Нами. Так здорово… – Глядя на снег, он рассеянно запускает пальцы в мои волосы и поглаживает голову.
Община и семья – то, в чем Джэ действительно нуждался. Ему нужно было почувствовать себя частью чего-то стабильного и принадлежащего чему-то. Чистокровные изначально созданы для того, чтобы их окружали другие вампиры. Их предназначение и право по рождению – служить эпицентром разнообразного и плотного круга.
Но Джэ был подавленным чистокровным, который вынужден был оставаться в одиночестве на протяжении всей своей жизни. Его мать умирает, отец уходит, а затем он остается ни с чем, кроме серии черствых встреч с вампирами низкого уровня и токсичной дружбы с человеком, у которого множество собственных проблем. Неудивительно, что у него были проблемы с тревогой и самооценкой.
Ему нравится жить здесь. Он говорит мне об этом довольно часто, и даже если бы не говорил, это очевидно. Он по-прежнему посещает психотерапевта в Осаке, но только раз в месяц. Между работой и программой суррогатного материнства, учебой с Харукой, частыми визитами его отца и заигрываниями со мной, он довольно занят. Тем не менее, он считает важным проводить некоторые психические и эмоциональные проверки.
Вот почему я люблю его. Этого вампира, у которого все еще очень человеческое мышление. Он странно, удивительно совершенен, во всяком случае, для меня. Я люблю его скромность и доброту, его уникальную точку зрения, внимание к другим и причудливую осознанность. Я не люблю, когда его мучает стыд или неуверенность в себе, но со временем это случается все реже и реже. Он постоянно растет и меняется, и я замечаю, что я тоже.
Сегодня канун Нового года. Мы все вместе отправляемся в небольшой местный храм – я, Джэ, Одри, Сайрус и Сара (очевидно), Нино, Харука и Нами, Селлина и Джованни, Сора, Косукэ и близнецы. Асао и Сидни остаются дома, чтобы приготовить еду и напитки к нашему возвращению (а зная Асао, он, вероятно, не отказывает себе и в дегустации).
Мы все отлично провели время вместе в течение недели, которую пробыли в Милане после свадьбы Селлины и Джованни. Все время пытались запланировать еще одну встречу, но было трудно совместить наши графики. Наконец-то мы здесь и подумываем сделать это новогодней традицией – начнем в этом году в Японии, а в следующем, возможно, снова отправимся в Англию или Италию. Селлина уже упоминала, что мы можем остановиться в доме ее тети недалеко от пляжа в Занзибаре, Танзания.
Я встаю с табурета, довольный своей работой, и гляжу на свою музу.
– Вот и все. Что скажешь?
Джэ убирает руки с моей головы, затем обхватывает мои плечи, наклоняется и прижимается ко мне. Я подхватываю его, обнимая за талию. Он прижимается ко мне лбом и шепчет:
– Мне очень нравится. Это самая красивая вещь, которую я когда-либо носил.
Я улыбаюсь от его тепла.
– Ты хоть посмотрел на себя в зеркало?
– Я смотрел все это время… – Он приподнимает подбородок, и наши губы соприкасаются. Я автоматически раскрываю их перед ним, приветствуя сладкое тепло его языка у себя во рту. Джэ целует меня так, будто… он хочет раствориться во мне, будто он бы предпочел, чтобы мы действительно стали одним целым. Он искренен до безобразия, а его желание иногда так сильно, что у меня перехватывает дыхание.
Внезапно Джэ отрывает от меня голову, хлопая своими прекрасными яркими глазами.
– О Боже…
– Что такое? – Я немного отстаю, но через мгновение понимаю, в чем дело.
– Можно… можно я спрячусь в ванной?
– Нет, солнышко. – Я хмурюсь. – Точно нет. Это так не работает.
Раздается звон колокольчика над входной дверью.
– Такаяма Джуничи? Ваша Светлость?
Джэ отстраняется от меня, но я крепче сжимаю его талию и улыбаюсь.
– Никаких пряток.
Когда Хисаки появляется в дверном проеме, он низко кланяется в пояс. Девяносто градусов. Маленький ублюдок.
– Ваше высокопреосвященство. Я рад снова созерцать ваш прекрасный лик.
Вздыхая, Джэ потирает пальцами переносицу.
– Привет, Хисаки.
Хисаки приподнимает бровь.
– Это кимоно восхитительно. Ваш супруг хорошо постарался, чтобы передать ваше великолепие и элегантную фигуру…
– Какого черта тебе нужно? – Прерываю я. От всего этого дерьма Джэ становится не по себе. Каждый раз. – Я сказал тебе на прошлой неделе, что сегодня я закрыт.
– И все же ты здесь. Почему его Светлость так официально одет? Сегодня какое-то особое светское мероприятие? Куда вы идете?
– Не твое собачье дело, – говорю я.
Он взмахивает своим платиновым хвостом, поднимая подбородок и как бы говоря поверх меня.
– Ваша Светлость? Сегодня вечером будет какое-то особое мероприятие?
Джэ вдыхает, затем раздраженно выдыхает, прежде чем заговорить на вежливом японском:
– Хисаки, если Джун попросил тебя не приходить сегодня, почему ты здесь?
Хисаки хлопает глазами от простого вопроса:
– Я… ну. Как вы знаете, милорд, Джуничи часто бывает очень резок в общении со мной…
– Может, потому что ты не слушаешь его, когда он с тобой разговаривает? – Рассуждает Джэ. – Если он говорит чего-то не делать, значит, ты не должен этого делать. Это простое уважение. Я знаю, что ты восхищаешься Джуном, но ты не можешь навязывать ему отношения. Такое поведение только усугубляет ситуацию. Это понятно?
Хисаки делает паузу, затем кланяется, его конский хвост падает вперед.
– Да. Ваша светлость, понятно… Приношу свои извинения, Джуничи.
– Угу, – бурчу я, поджимая губы. Хисаки выпрямляется и вздыхает. Он желает нам счастливого Нового года и просит, чтобы мы снова позаботились о нем в следующем году, затем поворачивается и уходит. Ухмыляясь, я смотрю на своего супруга. – Устами чистокровного…
– Перестань. – Джэ хмурится, снова переходя на английский. – Он просто молод. Совершенно бестолковый.
– Думаешь, он мной восхищается?
– Конечно, восхищается, – говорит Джэ. – Ты стильный, креативный и признан во всем мире. Это то, чего он хочет достичь, но в музыке. Он явно на тебя равняется. Ты мало
