Тук-тук-тук!
Я никогда не был глубоким соней. Я сел и застегнул рубашку. Сложил одеяло и бросил его за кушетку, месте с подушкой. Нежелательно, чтобы клиенты обнаруживали, что вы живете в собственном офисе; это наводит на мысль о непрофессионализме, а непрофессионализм — это погибель для частного детектива, даже если (и особенно если)…
Тук-тук-тук!
— Детектив по сверхъестественным делам?
Я сбросил «Джим Бим» в ящик стола и открыл дверь с мобильником в руке, чтобы казалось, что я работаю.
— Чем могу помочь?
— Джек Виллон, детектив по сверхъестественным делам?
— Не Виллон, а Вийон, — сказал я.
— Да как угодно. — Не ожидая приглашения, она протиснулась мимо меня в офис и осмотрелась с плохо скрытым отвращением. — У вас имеется галстук?
— Конечно. Я не всегда одеваю его в восемь утра.
— Надевайте и пошли. Уже почти девять.
— А вы…
— Я платежеспособный клиент, а время не терпит, — сказала она, расстегивая свою патентованную кожаную сумочку и доставая пачку «Кэмел». Она прикурила новую сигарету от окурка в своей руке. — Эдит Пранг, директор Нью-Орлеанского Музея Искусств и Древностей. Я заплачу, сколько попросите и еще сверху, но нам надо торопиться.
— Здесь нельзя курить, миссис Пранг.
— Во-первых, мисс, а во-вторых, не теряйте времени, — сказала она, выдувая дым мне прямо в лицо. — Полиция уже там.
— Уже где?
— Куда мы идем.
Она застегнула сумочку и, не ответив, вышла в дверь, но перед этим вручила мне две причины последовать за нею. На каждой был напечатан портрет президента, который я никогда не имел счастья видеть прежде.
* * *
— Теперь, когда я нанят, — сказал я, складывая банкноты и выходя за ней на Бурбон-стрит, — вы, наверное, расскажите мне в чем состоит дело?
— Когда поедем, — сказала она, отпирая лоснящийся «БМВ» ключом-бипером. 740i. Я видел такие в журналах. Кожаные сидения цвета сливочного масла, приборная доска орехового дерева со встроенным дисплеем карты GPS, и громадный двигатель V-8, с урчанием пробудившийся к жизни. Когда мы рванули с места, она закурила очередной Кэмел от оставшегося окурка. — Как я упоминала, я директор Нью-Орлеанского Музея Искусств и Древностей.
— Вы только что проехали на красный свет.
— Два года назад мы начали раскопки на побережье Мексиканского залива, — продолжала она, прибавляя скорость на перекрестке, — и открыли доколумбову гробницу.
— Разве это не стоп-сигнал?
— Мы сделали замечательную находку — громадную статую в почти превосходном состоянии, которую местные жители знали по легендам как Гиганта из Вера-Крус, или по-испански Enorme. Мы завязали контакты с Лувром…
— С Лувром? — Мы приближались к очередному перекрестку. Я закрыл глаза.
— Наш музей-побратим был вызван, потому что у статуи были весьма редкостные черты для артефакта с восточного побережья Мексики. Как можете взглянуть сами.
Она вручила мне фотографию. Я приоткрыл глаза ровно настолько, чтобы увидеть снимок статуи в полтора человеческих роста. Выпученные глаза, сгорбленные плечи и злобно усмехающееся лицо показались смутно знакомыми.
— Гаргуйля?
— Действительно, — сказала Пранг. — Статуя очень похожа на гаргуйли собора Нотр-Дам.
До меня начало доходить — как мне тогда казалось.
— Так вы предполагаете, что существует сверхъестественная связь?
— Конечно, нет! — Она сплюнула в окно. — Нашим первым предположением было, что статуя, вероятно, создана французами во время короткого правления императора Максимилиана в девятнадцатом веке. Забытая подделка или причуда.
— Разве не полагается снижать скорость в школьных зонах? — спросил я, снова закрывая глаза.
— Не даже так, статуя имела бы большую историческую ценность. Enorme поместили в склад под охраной, так как Мексика кишит ворами, которые прекрасно разбираются в ценности древностей, даже поддельных.
Я услышал сирены. Хотя я и не дружу с копами, все же я весьма надеялся, что они гонятся именно за нами. Хотя и удивлялся, как же они смогут нас поймать.
— Это было почти месяц назад, в ночь полнолуния. На следующее утро оба охранника были найдены с отсутствующими головами. А Enorme снова оказался в своей гробнице.
— Понимаю, — сказал я. — Поэтому вы решили, что имеете дело с древним проклятием…
— Конечно, нет! — сказала Пранг, перекрывая визг насилуемых покрышек. — Я решила, что кто-то пытается запугать крестьян, чтобы можно было шантажировать нас. Я раздала вокруг достаточно наличности, чтобы власти вели себя тихо, и подготовила Enorme для перевозки в Нью-Орлеан.
— Вы скрыли убийство?
— Два, — деловым тоном подтвердила она. — В современной Мексике это не слишком тяжело.
«БМВ» затормозил. Я открыл глаза и увидел, что мы на стоянке музея. Никогда не думал, что буду так счастлив, выбираясь из 740i всего после одной поездки.
Пранг приостановилась на ступеньках, чтобы прикурить новую «Кэмел» от старой.
— Лувр выслал специалиста, взглянуть на Enorme, который прибыл сюда вчера.
Я проследовал за нею в широкие парадные двери музея. Мы рысью промчались по холлам и спустились вниз по короткой лестнице.
— А потом, прошлой ночью…
— Что случилось прошлой ночью?
— Вы же частный детектив, — сказала она, толкая дверь с надписью: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». — Вы мне и расскажите.
Мы вошли в громадную лабораторию на первом этаже со стеклянной стеной-окном. Стекла были разбиты вдребезги. В помещении кишели копы. В воздухе стоял тошнотворный, слегка сладковатый запах.
Два копа в форме с надетыми резиновыми перчатками стояли возле двери над кучей раскромсанной одежды и плоти. Два патологоанатома в белых халатах делали снимки и что-то набирали на ручных компьютерах-наладонниках.
Я присоединился к ним, во мне боролись любопытство и тошнота. Как частный детектив, я насмотрелся на многое, но все же редкость — видеть человека с оторванной головой.
Тошнота победила.
* * *
— Это наш бывший начальник службы безопасности, — сказала Пранг, кивая в сторону безголового трупа на полу, когда я вернулся из туалета после блевания. — Он охранял Enorme после того, как его достали из ящика прошлым вечером. Я поспешила доставить вас сюда, чтобы вы смогли увидеть что нужно, пока полиция не затопчет полностью место преступления. Я не сказала им, что произошло в Мексике. Я не хочу, чтобы они конфисковали Enorme, прежде чем мы узнаем, в чем тут дело.
— Понимаю, — сказал я.
