Максим Дегтярев
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
15.03, терминал "Антарес"
До начала телепортации оставалось час десять, и, чтобы убить время, я поднялся в кафетерий на втором этаже терминала. Два автомата продавали напитки и шоколадные батончики, из полудюжины двуместных металлических столиков был занят всего один. Телевизионный экран под потолком показывал круглосуточные новости, звук был выключен. Сквозь верхний панорамный иллюминатор резал глаза оранжевый Антарес.
Выжав из первого автомата эспрессо, я с минуту думал, что взять из второго. Ничего не выбрав, я забрал кофе и двинулся к ближайшему столу. В двух метрах от меня молодой мужчина в комбинезоне Объединенного Космического Агентства возвысил голос:
— А я уверяю тебя, что это не пульсар! А если и пульсар, то очень необычный.
Он повысил громкость, чтобы я потом подтвердил, что он это говорил?
На вид ему было не больше тридцати. У него было бледное лицо альбиноса, очень светлые волосы торчали в беспорядке, худые руки нервно теребили пустой стаканчик из-под кофе. Его собеседник был лет на пятнадцать-двадцать старше — полнеющий господин в комбинезоне без знаков отличия, он скосил на меня глаза и внятно произнес:
— То есть ты признаешь, что объект мог быть пульсаром.
Я улыбнулся ему и пожал плечами. Его замечание было неоспоримо.
Первый, с фанатичным блеском в глазах, запротестовал:
— Не пытайся ловить меня на слове. Факты говорят сами за себя. Конус излучения был намного уже, чем это бывает у пульсаров. И главное — он двигался! Мы находились вблизи его оси всего двенадцать секунд, затем он ушел. Через трое суток мы снова оказались в конусе, на это раз всего на четыре секунды, потом он снова ушел. Тебе ли не знать, что пульсары так себя не ведут.
— Прецессия?
— Мы смоделировали. Не может быть естественных причин для такой прецессии. Если это она, то, значит, ею управляли!
— Кто? — спросил старший собеседник.
Теперь он посмотрел на меня с выражением "вот, глядите, с кем приходится иметь дело".
— Извини, но они не представились. Но знаешь, Гор, кого мне это поведение напомнило?
— Меня уже интригует твое "кого", а не "что".
— Вот именно. Вора, орудующего фонарем в темном доме. Он боится, что свет фонаря будет виден через окно, и отводит луч, потом снова подводит, потому что ему нужно осветить предмет, находящийся возле окна.
За мгновение до этой фразы я сделал глоток. Теперь кофе находился на распутье: в бронхи, в пищевод или назад. Я замер на секунду, затем страшным усилием воли направил жидкость куда надо.
Фонарь в чужом доме. Да, примерно так я лишился лицензии. Я не мог предугадать, что у одного придурка из дома напротив будет светочувствительная оптика, и что именно в эту ночь он решит понаблюдать за молодой парой, развлекавшейся в квартире надо мной. Я пользовался фонарем максимально осторожно, но не пользоваться им совсем я не мог. Придурок сделал анонимный звонок в полицию, и меня взяли на выходе. Потом я нашел его и спросил, зачем он это сделал. Он ответил, что поступил как добропорядочный гражданин. И я не имел возможности убедить его в обратном, потому что и так был на волосок от уголовного наказания. Мне крупно повезло, что у меня всего лишь отобрали лицензию частного детектива. Был еще крупный штраф, но его оплатил заказчик расследования.
— Смотри, человек едва не подавился, — сказал Гор молодому собеседнику, имени которого я пока не знал. Тот посмотрел в мою сторону.
— Все в порядке, — сказал я, -нет проблем, продолжайте.
— Вот, опять! — Гор направил пульт ДУ на экран телевизора и прибавил громкость.
На экране был снимок среднетоннажного грузового корабля. Голос за кадром сообщил о втором пиратском захвате в районе каппы Южного Треугольника. В заложниках у бандитов находились пять членов экипажа. Груз представлял из себя оборудование для экспериментального научного комплекса, строящегося вблизи звезды. Диктор иронизировал, что за игрушки ученых обществу приходится платить дважды: сначала, чтобы их создать, потом — чтобы выкупить их у бандитов.
— Демагог, — пробормотал Гор.
Бледный парень немного обиделся за то, что его предпочли выпуску новостей.
— Это далеко, не бойся, — сказал он и потянулся к пульту.
— Рош, ты прекрасно знаешь, что я ничего не боюсь, — Гор отвел руку в сторону, выждал еще пару секунд и выключил звук. — Ну, и какие у тебя планы насчет этого фонаря?
— Я составил список из двадцати радиообсерваторий, откуда его могли заметить. Надо собрать всю доступную информацию. Еще я написал Клемму.
— Паулю Клемму? И что он ответил?
— Тебе это лучше прочесть. — С этими словами Рош развернул свой комлог и пододвинул его приятелю. Тот с полминуты внимательно изучал экран.
— Я тобой восхищаюсь, — сказал он, наконец, — не всякий найдет в себе смелость дать прочитать другому такую отповедь.
— Ты не понял, это писал не Клемм, это абсолютно не его стиль.
— Адрес его?
— Конечно. Но писал не он.
— Ты хочешь сказать, что никогда раньше он не упрекал тебя в ложной интерпретации данных?
— Я хочу сказать, что он никогда не говорил "интерпретация данных". Он говорил… Ну, он сказал бы, что я порю чушь, например… Ты же знаешь, он никогда не был дипломатом.
— В этом ты, пожалуй, прав.
Гор нахмурился. Он поднял глаза, и наши взгляды пересеклись.
Я подумал, что мы уже достаточно друг на друга насмотрелись и пора познакомиться.
Я медленно поднялся со своего места и приблизился к их столику.
— Можно мне взглянуть? — спросил я тоном медицинского светилы, прибывшего на консилиум по поводу очень сложного случая.
— Вам? — опешил Рош, — зачем?
Я протянул ему визитную карточку — одну из тех, что остались у меня с той поры, когда я имел действующую лицензию.
— Федор Ильинский, частные расследования, — прочитал он вслух.
Гор взял у него карточку и убедился, что там написано именно это.
Пока они проводили манипуляции с визиткой, я успел краем глаза взглянуть на письмо.
— Чтобы подтвердить или опровергнуть аутентичность этого текста, мне нужен для сравнения другой текст, — сказал я.
— Пусть посмотрит, — сказал Гор, хотя, кажется, он уже понял, что я ломаю комедию. На самом деле я был отчасти серьезен, потому что я как раз подыскивал интересную работу.
— Пожалуйста, — пожал плечами Рош и показал другое письмо. Оно состояло из одного слова: "спасибо".
— Это писали разные люди, — сказал я уверенно.
