омерзительно рассмеялось. – Я уже получил все, что мне от тебя надо. Убивать тебя бессмыс-с-сленно. Но я так давно не встречал никого из твоего р-р-рода. Хотелос-сь бы поигр-р-рать подольше.
– И… И что же тебе от меня нужно?
– Тебя так это тревож-ж-жит? Э-хе-хе. Я уже и забыл это ж-желание смертных – желание знать все обо всем, даж-ж-же если эти знания не несут им никакого с-с-смысла. – тварь на секунду умолкла, размышляя. – Что-ж-ж, пожалуй, я могу р-р-рассказать тебе. Не в твоих силах будет направить эти з-з-знания против нас.
– Вас? Кто ты? Что т…тебе нужно? – грудь Кайниса содрогалась с каждым словом. Ее словно сдавливали тиски.
– Я – ничто. Лишь жалкая оболочка самого себя, застрявшая в этом месте на долгие века… Вдали от своего дома. Как и ты сейчас. У нас с тобой намного больше общего, чем ты думаеш-ш-шь… – тварь оскалилась в жутком подобии улыбки. – И даже такой, как я хочет вер-р-рнуться домой…
– Что же может быть… Быть домом такого создания? – с отвращением спросил Охотник.
– Ох-хо. Ты видел его. Точнее, его проекцию. Ту час-с-сть, что сохранилас-с-сь в моем сознании. Ты находиш-ш-шь это место пугающим, бессмысленным. Это мес-с-сто в котором обитают глубинные страхи каждого смер-ртного. Начало и конец пути.
– К чему эти загадки? Причем здесь я? – недоумевающе воскликнул Кайнис.
– Посмотри на себя, Охотник. Иргиль, наз-з-зывала тебя твоя подр-р-руга старейшина на давно з-забытом языке. Вы не ведаете страха. Вы охотитес-с-сь за ним, думая, что ваш-ш гроб все ещё шелестит листьями в окр-р-ружающих вас, лес-с-сах. Но там, откуда я р-р-родом, нет лесов. Лишь страх. – существо щелкнуло шеей, от чего спина парня покрылась мурашками. – Все там соткано из того, что вы наз-з-зываете страхом. Именно он мне и нужен, чтобы пр-р-роложить себе дор-р-рогу домой. Но страх простых дэйонов – без-з-звкусица, не более чем серый камень фундамента, недостаточный для того, чтобы возвес-сти цитадель. Куда ценнее страх тех, кому он не ведом по при-р-р-роде. Тех, чья кровь подавляет его. Тех, кто похож-ж-ж на тебя…
– Что!? – опешил Охотник. – В каком смысле!?
– Ты никогда не з-з-замечал, что ты чужд своей же при-р-р-роде, иргиль? В твоей кр-р-рови, кр-р-рови твоих братьев и нас-с-ставников бурлит та первородная энер-р-ргия, что когда-то принадлежала лиш-шь нам. Но ныне она живёт и в вас-с-с. От того мне так нужен твой с-с-страх, твой ужас-с-с перед неотвратимостью и жестокостью смер-р-рти. Признаюсь, что выз-з-звать его было не так пр-росто. Вы постоянно боитес-сь за свою ж-ж-жизнь, боретесь за нее, но это не более, чем животные инс-с-стинкты. Мне же нуж-ж-жен был твой первородный трепет… И я его получил. Так что, твоей смер-р-ртной жизни ничего не гроз-з-зит.
– Почему? Почему ты не убьешь меня? – Кайнис усилием воли заставил себя посмотреть чудовищу в глаза. – Это бессмысленно…
– Бессмысленно убивать того, кто хоть и отчас-с-сти, но является твоим бр-р-ратом. Ведь р-рано или поз-здно он еще принесет мне польз-з-зу. – тварь усмехнулась. – Тем более, было забавно дер-р-ргать за все эти ниточки и рас-с-ставлять фигур-ры, чтобы з-з-заманить тебя сюда. С вос-с-семь веков я ничем подобным не з-занималс-с-ся.
– Тхе-хе… – сквозь боль хмыкнул Охотник. – Выходит, что все это, деревня, Длинный человек, Скитис… Все это спектакль, созданный тобой.
– Нет. Раз-з уж тебя так это з-з-заботит – я расскажу. Ведь все уже закончено. Как вы говор-р-рите – вскрою кар-р-рты. Длинный человек – мой верный слуга, частица моего разума и моей плоти, застрявший здес-с-сь вместе со мной, помогавш-ш-ший мне вер-р-рнуть хоть каплю утраченных сил. Как ты уже понял – для этого нам нуж-ж-жен страх. Для начала нас было дос-с-статочно обычных с-с-смертных. Аборигенов. С ними не с-с-сложно, достаточно лишь показать ис-с-стиную пустоту небытия загробной жизни. Особенно если подкар-рмливать их панику пропаж-жами и чудовищными убийс-с-ствами, эх-хе. Но стар-рая ланианка оказалась умна. Она уз-знала про нас-с-с. Она научила свой нар-р-род избегать нас-с-с, когда расцветает наша с-с-сила. Я пытался бороться с ней, но безуспешно. Она с-с-сильна. Мы были слабы. Страха и жертв было недостаточно. Но в-р-ремя шло. И я смог сделать то, что давно задумал. Я не мог навредить ей, только лиш-шь внуш-ш-шить ненавязчивую мыс-с-сль, не более. Но этого было дос-статочно. Я натолкнул ее на идею призвать на помощь Охотника. Что из этого выш-шло, ты сам знаеш-шь… Хи-хи-хи… – тварь заклацала зубастой пастью.
– Если тебе нужен страх, почему пропадали жители? Зачем тебе их убивать? Что станет с деревней? – безучастно вопросил Охотник, в целом, отдавая себе отчет в том, что ему плевать на ответы.
– Ох-хо. Я не убивал их… Они питали меня своим страхом. Но об этом чуть поз-з-зже… В деревне мне мало интерес-с-са. Однако, жители зас-ставили меня голодать, когда я был с-с-слаб. Теперь, когда я с-силен – они заплатят. – с леденящим холодом отозвалось существо. – Их страх – ничто. Но тепер-р-рь я в состоянии с-сделать намного большее, чем просто с-с-страх. Например, я могу зас-с-ставить их кормить вечной предсмертной агонией меня и мою вер-р-рную гончую. Совсем как их мудрая старейшина.
Кайниса передернуло, когда он бессильно наблюдал за тем, как тварь запускает пальцы самых длинных рук себе под ребра и с глухим хрустом раздвигает их в стороны. Но то, что он там увидел, повергло его в еще большую яму гнетущей скорби и отчаяния, хотя казалось, что после последних дней ничего уже на это не способно.
Внутри тварь оказалась полой, не считая черных костей и истлевших лоскутов гнилой ткани. К хребту существа была прикована Скитис. Ее удерживали те же щупальца, что и Охотника. Тело ланианки было изуродовано. Внутри многочисленных ран и порезов копошились черви, кое-где торчали острые белые обломки. Одно щупальце плотным кольцом обвилось вокруг горла, не давая дышать. Глаза старейшины были выцарапаны, а разорванный до этого рот – зашит. Но, при всем этом, несчастная ланианка оставалась жива. В дикой агонии она извивалась и мычала, напрасно стараясь высвободиться из пут, а из пустых глазниц по грязным щекам стекали, алые от крови, слезы.
Кайнис хотел отвернуться от этого ужасного зрелища, но не мог. Тварь не позволяла ему. Обычно он не питал никаких чувств к тем, с кем встречался в ходе своей работы. В его восприятии они были не более, чем эпизодической декорацией собственного представления. Но Скитис… Скитис стала маяком теплого света в тумане болот, спасшим его. Она приютила Охотника и всем своим видом внушала ему доброту и искренность. Но в итоге оказалась лишь игрушкой в руках отвратительного монстра. Сначала – без своего ведома, а ныне – безвольно извиваясь в лапах вечных мук и отчаяния на границе собственной смерти, успокаивающий холод которой так никогда и не настигнет
