ему в руку визитную карточку и сгинул в темноте.
«К чему бы это? Может быть, какой-то знак? Стоило появиться на Патриарших этому трамваю, тут всё и началось! И почему этот Джексон упомянул о Платове? Неужели англичане тоже шляются во времени туда-сюда? И уж совсем неправдоподобно, чтобы Платов появился здесь только для того, чтобы побеседовать со мной».
Чем дольше Булгаков размышлял, тем больше возникало у него вопросов. Он тяжело вздохнул и пошёл по Пироговке к дому № 35а, где снимал квартиру. И только дойдя до него, сообразил, что на дворе теперь 1937-й год, и живёт он в Нащокинском переулке, а не здесь. Вот до чего доводят эти нежданные встречи с посланцами из другого времени! Ну что ж, придётся пешком тащиться на Пречистенку, поскольку трамваи, к сожалению, уже не ходят.
Глава 7. Предчувствие беды
Той ночью в квартире, что располагалась на третьем этаже дома в Чистом переулке, никто не спал. Это и понятно – времени до отъезда оставалось чуть, а предстояло сделать ещё многое. Итак, секретарь, держа наготове маузер, сидел в прихожей и прислушивался к шорохам за входной дверью. Глава Минкульта трудился над составлением очередного канцелярского шедевра под названием «План мероприятий». Филимон, как и положено ему, молился, запершись в кладовке. Ну а зелёное трико сушилось на верёвке в ванной комнате, в то время как его владелица, завернувшись в простыню, заучивала наизусть речь, с которой ей предстояло выступить через пару дней, сразу по возвращении домой. И только Платов занимался важным делом. Что же его так озаботило, если вынужден был даже отказаться от сна?
В самом деле, для этих «временны́х кульбитов» должна быть более серьёзная причина, чем беседа с талантливым писателем. И причина была, причём, если не уделить ей должного внимания, всё может закончиться весьма плачевно и для него, и для страны, – по крайней мере, Платову так казалось, когда он отправлялся в это путешествие. Его беспокоила мысль, что могут повториться события 1923-1924 годов, когда возникла опасность заговора внутри Политбюро, даже появились слухи о планах военного переворота, который замышлял Лев Троцкий. А что если и сейчас? Ведь после изменения состава правительства, что будет сделано вскоре после инаугурации, неизбежно появится много недовольных. В таких условиях заботы о культуре отодвигались на второй план, но вместе с тем, он никак не мог избавиться от мысли, что Булгаков прав. Да, многое в сфере пропаганды и культуры делается по шаблону, без выдумки, без должного интереса к результату, который может быть достигнут, увы, только через много лет. Проблема в том, что тогда уже не с кого и некому спросить, а если у чиновников нет страха получить по шее за содеянное, наивно ожидать просветления в их головах.
Увы, попали не в тот год, не в двадцать пятый – этот год его интересовал, поскольку к тому времени в верхушке партии вроде бы всё успокоилось, и самое время делать выводы. Ну а теперь, коль скоро промахнулись, надо бы использовать возможность из первых рук узнать о том, что готовилось в тридцать седьмом. Чем чёрт не шутит, может быть удастся что-то крайне важное узнать, чтобы потом на практике применить полученную информацию. К этому решению подталкивало и то, что случилось сразу после выборов.
Дело в том, что как раз накануне отъезда из Москвы, утром девятнадцатого, звонит патриарх – даже не дал выспаться после бессонной ночи. «Караул! – кричит. – Владим Владимыч! Вы набрали 76,66 процента!» «Ну и хорошо. Я же надеялся только на три четверти». Опять кричит: «Так 666 – это же число зверя! В Библии упоминается ажник четыре раза. Никак нельзя этого допустить!» И впрямь, непорядок. Пришлось срочно вмешаться: председателю ВЦИК поставили на вид. Константину Эрнсту за то, что не смотрит информационные программы на своём телеканале, – предупреждение о неполном соответствии. Ну а цифирь немного подкорректировали, так, самую малость. Но после этого помощники вдруг в один голос завопили, что поездку надо отметить. Будто бы плохой знак, и всё такое в том же роде. Знают же, что не в его правилах отступать, а всё равно лопочут. Одно верно: следует быть настороже.
Он достал из шкафа металлический кейс, положил на письменный стол и откинул крышку. На вид это был обычный ноутбук – дисплей, клавиатура, видеокамера… Однако вот Платов проделал несколько манипуляций с кнопками, и через несколько минут тьма словно бы сгустилась в углу комнаты, и вот из этой тьмы возник полупрозрачный гражданин – сам в исподнем, а на голове офицерская фуражка. Гражданин стоял, вытянув руки по швам, и, заикаясь от волнения, что-то лепетал, но разобрать слова было невозможно. Да и сама его фигура болталась из стороны в сторону, как от сквозняка.
– Твою мамзель! – не сдержался Платов. – Опять голограмма неустойчивая. Когда вернусь домой, уж я им вставлю по первое число!
Но вот всё успокоилось, и наконец-то можно начинать беседу:
– Ну что, товарищ Тухачевский? Как вам спится? Кошмары пока не беспокоят по ночам?
– Никак нет, товарищ Сталин! Сплю, как сурок, – отвечал гражданин в исподнем. – Но если надо, через полчаса буду на своём рабочем месте. Если только позволите одеться…
– В этом нет необходимости. Передовая советская наука позволяет нам общаться не только по телефону, но и так, в пределах видимости, хотя я нахожусь в Кремле, а вы у себя дома в Богоявленском переулке.
Действительно, в квартире маршала Тухачевского сначала раздался телефонный звонок, а затем случилось почти всё то же самое, что и в комнате, где находился Платов – полупрозрачная фигура так же внезапно появилась в углу, вот только маршал увидел не Платова, а Сталина, причём не в исподнем, а в обычном кителе и в штанах, заправленных в яловые сапоги. Но самое важное – Платов говорил своим обычным голосом, а Тухачевский слышал привычный всем акцент и интонации генсека. Тут нет ничего удивительного – наука двадцать первого века идёт вперёд семимильными шагами, опережая все иные сферы жизнедеятельности человека.
– Товарищ Тухачевский! Мы тут кое с кем посовещались… А не пора ли вам заменить товарища Ворошилова на посту наркома обороны?
– Если партия доверит…
– Раздаются даже голоса, что вы вполне способны справиться и с обязанностями генерального секретаря. Как вам такая перспектива?
– Нет-нет, товарищ Сталин! – вскричал маршал, замахав руками. – Эта должность не по мне. Я ведь солдат и только.
– Все мы солдаты партии… Ну а если всё же допустить этот вариант, какую работу вы бы
