предложили Сталину?
– И в мыслях не было такого…
– Что ж, даже пенсии не назначите?
– Товарищ Сталин! Вы шутите?
– Какие уж шутки, если речь идёт о руководстве партии…
– Даже и не знаю, что сказать.
– А вы скажите, что говорили товарищам Якиру и Уборевичу во время тайной встречи в Ленинграде.
– Да почему же тайной? Мы регулярно общаемся…
– Ах так! Наверное, обсуждаете и то, что творится в государстве.
– Товарищ Сталин! Как без этого? Все наши мысли о том, как улучшить положение в стране…
– Выходит, Политбюро с этим не справляется?
– Да нет! – опять маршал вскинул руки, изображая несогласие. – Я не то хотел сказать… Дело в том, что мы хотим, как лучше.
– Ваше желание понятно. Но возникает вопрос: лучше для кого?
– Для страны, конечно, для советского народа.
– Это благородная цель. Но как совместимо с благородством то, что вы шушукаетесь за моей спиной?
И в Чистом переулке, и в Богоявленском стало тихо. Похоже, маршал пытался подобрать подходящие слова, но нелегко собраться с мыслями, если стоишь босиком на холодном полу, переступая с ноги на ногу. В темноте куда-то подевались шлёпанцы, а тут ещё генсек задаёт вопрос, на который нет ответа.
Платова именно это занимало: сможет ли человек, припёртый к стенке фактами и аргументами, вывернуться из такого положения? Какие способы для этого найдёт? А ведь Тухачевский весьма опытный, изощрённый тактик, что и доказал в гражданскую войну.
Причина такого интереса состояла в том, что ещё несколько лет назад возникло ощущение опасности. Выступления непримиримой оппозиции его мало волновали – тут враг не скрывает своего лица, и потому можно найти способ, как его нейтрализовать. Но если тебе крепко пожимают руку, преданно смотрят в глаза, и вообще – говорят только приятное… Тогда рано или поздно начинаешь чувствовать: что-то здесь не то. Не может быть так, что они со всем согласны – со всем, что бы он ни предлагал. А если молчат, не возражают – что бы это значило? Либо им на Россию наплевать, поэтому готовы исполнять даже ошибочный приказ. Либо скрывают несогласие, и что тогда? Тогда возможно всё, вплоть до подготовки дворцового переворота. Ну а повод найдётся – например, его болезнь. Или вот, например, – невозможность исполнять свои служебные обязанности…
«О, господи! Как же я не сообразил?» Только сейчас он понял, что «число зверя» выплыло в результатах выборов не зря. Это ни что иное, как предостережение, посланное ему свыше. Нельзя было оставлять Россию без присмотра даже на три дня! И что же теперь делать?
Платов уже не обращал внимания на то, что там лопочет Тухачевский. Завтра проснётся и ничего не вспомнит. Можно выключать прибор – он уже всё понял, а дальнейшее не интересно.
Итак, нужно срочно сворачиваться! Платов дважды хлопнул в ладоши, и через мгновение перед ним стояли секретарь с маузером и дама в простыне.
– Галочка! Собирай чемоданы, мы возвращаемся домой, – и уже обращаясь к секретарю: – Митя! Надеюсь, что трамвай стоит, что называется, «под парами» на Пречистенке?
– Владим Владимыч! Так он же в Краснопресненском депо на техобслуживании.
– Ну вот опять! – всплеснул руками Платов. – Почему я должен соображать один за всех за вас? Ноги в руки и бегом в депо!
– Так ведь метро ещё не работает! – попробовал оправдаться секретарь.
– Чтоб через полчаса доложил мне о боевой готовности!
Митя пулей вылетел из комнаты, а за ним, путаясь в простыне, последовала Галочка. Она была уже в дверях, когда Платов прокричал вдогонку:
– И Филимону скажи, чтобы помолился за меня.
Мите жутко повезло – ему удалось поймать «попутную». Это была водовозка, возвращавшаяся с пожара, причём ехал он, сидя верхом на цистерне, поскольку в кабине свободного места не нашлось. Водитель получил червонец, и было обещано вдвое больше, если домчит за пять минут. Включив сирену, он гнал так, что водовозка на поворотах вставала на два колеса, грозя сбросить щедрого клиента. Но обошлось – Митя чудом удержался.
Вылетев на Садовое кольцо у Зубовской площади, машина, не снижая скорости, ринулась в сторону Тверской, игнорируя постовых и светофоры. Однако на площади Восстания водитель изменил маршрут – стало ясно, что он рвался на Ходынку. Походя напугав зверей в единственном столичном зоопарке и подняв с постели жителей Пресненского вала, водовозка сделала вираж, пролетела метров двести по Ходынке и вдруг завизжали тормоза. Машина встала, из радиатора валил пар, а водитель тяжело дышал – успокоился он, только получив долгожданные червонцы.
И вот Митя у ворот депо. Проникнуть не территорию не составило труда – сторож спал, не выпуская из рук недопитую бутылку водки. Одно это уже насторожило Митю. А тут ещё за угол метнулся кто-то в чёрном редингтоне. Это был тот самый белобрысый, непричёсанный субъект, которого давеча заприметил Филимон, когда следил по собственной инициативе за Булгаковым. Ещё предстояло выяснить, о чём они там беседовали у Новодевичьего монастыря.
Увы, предчувствие секретаря не обмануло – одна из рессор трамвая лопнула, а токоподъёмник оказался искорёжен самым непотребным образом. В иной ситуации можно было бы на это наплевать, позаимствовав другой трамвай, однако для путешествия во времени трамвай маршрута № 28 не годился, так же как и все другие номера.
В час ночи рассчитывать на то, что удастся вызвать ремонтную бригаду – это была чистая утопия! Митя воспользовался телефоном, вынув его из-под головы невменяемого сторожа, и сообщил Платову горестную весть. Тот помолчал немного и приказал: «Возвращайся!»
К счастью, водовозка стояла на прежнем месте. Причина оказалась до безобразия проста – экипаж был в стельку пьян. Видимо, разжиться самогоном или водкой для них не составило особого труда. Пришлось за руль садиться Мите, а из пожарных сделать что-то вроде сэндвича, уложив одного служивого на другого – иначе в кабину не протиснуться.
Тем временем, Платов уже прикидывал в уме, как бы привлечь сотрудников НКВД для того, чтобы уладить это дело. Можно было, конечно, позвонить прямо на Лубянку и намекнуть на некие, почти «родственные» связи, но ведь не поверят, не поймут! Если же просто сообщить, что в трамвайном депо произошла диверсия, это тоже не поможет – ведь главное, чтобы срочно привели в божеский вид трамвай, а злоумышленника наверняка и след простыл. Поэтому пришлось поступить иначе – использовать кое-какие возможности спецтехники, но уже без голографии. Для этой операции Платов выбрал Льва Миронова, главного контрразведчика страны. Однако позвонить ему решил от имени Лазаря Кагановича – нельзя же всякий раз
