голосом. — На нем печать стоит и цепи держат…
— Что за ересь? — поморщился кто-то из девушек.
— Какая печать? — спросила другая.
— Цепи? Лагерник, что ль? — усмехнулась третья.
Инари вдруг отняла взгляд от кристаллов и посмотрела на меня.
— Не веришь ты, видимо, раз мне карта несуразицу показывает.
Я пожала плечами. Никого из тюремных я знать не знала. Что за печать? Какие цепи?
— Эх, ясно все! — Девушки задули свечи и сменили тему: — Давайте хоть искупаемся. Вода — молоко парное!
Раздевшись до сорочек, они со смехом и визгом попрыгали в воду, а мы с Инари так и остались на берегу.
— Стейша, я топор над вами видела. Это дурной знак, — произнесла она вполголоса. — Символ опасности и смерти.
— Инари, я охотница. Это нормальный знак. А вот что про жениха несла, точно ересь. Не бери в голову, — отмахнулась я и встала. — Пойду напою Тима, а то душно ему в наморднике.
Под обеспокоенным взглядом сестры я поманила льва за собой и отвела подальше от заводи, где могла спокойно освободить его, чтобы полакал воды.
Это же надо было вообще согласиться на глупое гадание? Инари ни одной подруге еще не предсказала правду. Постоянно мелет чепуху, а наивные девушки начинают выискивать в ней смысл, совпадения. Я не из таких. Печати, цепи и топоры пусть при себе оставит. А то так можно докопаться до того, что я в оборотня влюблюсь!
Лучше бы я осталась дома и почитала старые дневники…
Мы спустились к реке промеж густых зарослей, и Тим глухо рыкнул, посмотрев прямо перед собой.
Я присела, обняла льва за шею и пригляделась. В реке кто-то был. Купался подальше от девиц, бросив одежду на противоположном берегу.
Сильнее прижавшись к Тиму, я затаила дыхание и дождалась, пока этот кто-то повернется к нам лицом…
Тим начал приникать к земле, принимая хищную позу. Мышцы на его морде стали подрагивать. В свете луны сверкнули зубы. Он был готов броситься в атаку и сделал бы это, если бы я вовремя не дернула за шлейку.
— Тим, перестань! — скомандовала я, чем обидела его.
Подплыв к нам, Даймон Эверсон по пояс поднялся из воды и пятерней зачесал мокрые волосы назад.
— Простите, что мы вам помешали, — сказала я, стараясь не смотреть на голый мужской торс.
В Школе бывали ситуации, когда парни щеголяли перед девушками без рубашек, но там это казалось смешным и почти уместным. А видеть полуголого зрелого мужчину мне еще не доводилось, если не считать отца. Даймону Эверсону было, чем похвастаться и что держать в секрете от одиноких деревенских женщин. Этот мужчина обладал выразительными рельефами груди и пресса, а не дряблым круглым животом. Охоту он, может, и бросил, а тренировки нет.
— Обычно я купаюсь там, — он указал туда, где резвились подружки моей сестры. — У тебя со львом особая связь, — сменил тему, чем опять приковал к себе мой взгляд.
— Да, я вынянчила его.
— Я не об этом. Он — твой фамильяр.
Я непроизвольно усмехнулась:
— Фамильяр? С какой стати? Я же не ведьма.
— Твоя прабабка по материнской линии, если не ошибаюсь, была ведьмой. Вся деревня к ней ходила.
Хотела спросить, откуда он знает, но вовремя вспомнила, как длинны языки у моих односельчан. Не просто так девицы к Инари за гаданием бегают. Помнит землица, что творила тут моя прабабка — скольких приворожила, скольких на тот свет свела. Бабушка черной магии не касалась. Мать наша и вовсе отказалась развивать колдовскую силу. А моя сестра с детства всех убеждала, что унаследовала сильнейший родовой дар. Когда-то к ней даже приводили домашний скот, чтобы «лечила» от всякой хвори. Какие-то коровенки выздоравливали, какие-то помирали. Так что о даре Инари разное говорили. Одни ей верили, другие называли шарлатанкой. Но влюбленные девчонки вслушивались в каждое ее слово, лишь бы она уверила, что все кончится свадьбой.
— Это еще ничего не значит, — сказала я. — Если в нашей крови и есть родовая сила, то она передалась моей старшей сестре.
— Твоя сестра, безусловно, талантлива. Но это не исключает вероятности, что ты тоже могла унаследовать дар. В темные времена гонений ведьмы имели по две ученицы. На случай, если одну сожгут на костре. Сила подвержена способности дробиться и даже выбирать наследницу. К тому же твоя сестра не относится к магии всерьез.
То, что для Инари все это — всего лишь развлечение, было правдой. Она хоть и не скрывала, что приворожила Алаиса, не верил в это даже он сам. Просто на момент их романа и свадьбы Инари была первой красавицей на деревне, а Алаис — первым красавцем. Их сватали друг другу годами. Наши же соседи и задали программу их союза. Они оба попросту попались на крючок.
— Вы довольно наблюдательны, — заметила я. — Ян рассказал мне о вашем прошлом. Жаль, что вы ушли с поста. Уверена, с вами охотники были сильнее.
— Следовало учесть, что Ян все тебе разболтает, — проговорил он, явно огорченный поступком сына. — С тех пор, как я завязал с охотой, мне редко доводилось сталкиваться с коллегами. С новобранцами тем более. Твоя смелость вызывает восхищение и жалость, Стейша Корнс.
— Почему жалость? — нахмурилась я, а Тим тихонько рыкнул.
— Охотница без оружия. Звучит как анекдот. Или ты собираешься защищаться от оборотня тем старым ножичком, с которым твой отец ходит в лес за грибами?
— Оружие выдают только тем, кто отправляется по распределению, — напомнила я ему. — А я здесь по собственной инициативе. К большому сожалению, отец никогда не купит мне арбалет. Да и откуда у моих родителей такие деньги? Так что да, господин Даймон, если мне придется драться с оборотнем, то я буду защищаться старым ножичком.
— Твой отец тебя недооценивает. Но выпускники Школы Охотников — это тоже своего рода семья. Нужна помощь — попроси. Предложили — прими. Не все охотники корыстны и высокомерны, как Авереску, — улыбнулся Даймон Эверсон, поразив меня открытостью и дружелюбием своей улыбки.
— Вы тоже знакомы с кланом Авереску? Они хотели купить у меня Тима.
— Они не меняются из поколения в поколение. Их дар превозносить себя над остальными тоже передается по наследству. Но иногда их услуги выручают. Ты могла бы купить себе оружие.
— Но я не продаю друзей. — Я погладила Тима, и он потерся о мою ногу.
— Тем более, когда твой друг — твой фамильяр.
— Ну хватит, — улыбнулась я, вновь взглянув на мужчину и покраснев. — Лучше мы пойдем, а то моя
