так что пришлось ждать. До самой стоянки гнали минут десять — мы ж на аэросанях катились, вот и быстро так. Ну а там… — Павел помрачнел. — Сами увидите.
Елена осмотрелась по сторонам — когда они вышли из общежития, снег прекратился, и на небе засияло солнце — впрочем, неумолимо скатывающееся к краю горизонта — время уже клонилось к ночи.
Несмотря ни на что народу было много — то и дело встречались группы людей или одинокие прохожие, что спешили по своим делам. В паре мест электрики занимались какой-то работой на столбах
Один раз мимо протарахтел тягач, что тащил за собой огромную вязанку длиннющих досок — не иначе привезённых на каком-то корабле. А затем пробежал совершенно необычный вид транспорта — олень, запряжённый в сани. В общем поселение было скорее городком, чем какой-то деревней.
…Радиорубка была отдельным строением, что располагалось на высоком холме. Это здание было весьма крупное, сделанное на совесть — из толстенных брёвен на мощном фундаменте из бетона — с кучей длинных антенн. На холм вела длинная лестница, которую сейчас очищало от снега аж трое человек.
У холма притулился наскоро сколоченный сарай — четыре столба и деревянные стены из досок — вот и всё. Дверь была закрыта на здоровенный амбарный замок, который Серафим и Павел тут же раскрыли и убрали.
Войдя в амбар, Елена достала фонарь и посветила на три огромных стола, что стояли там.
И сама удивилась.
— Это что такое?
— Это то, что мы нашли, когда приехали на стоянку этой экспедиции, — ответил Иннокентий и, покачав головой, поглядел на стол
На столах лежали кучки костей. Исцарапанных, желтоватых костей…
* * *
«В мифах местных народностей этого региона келе — это что-то вроде привидения — дух смерти и ночи, что живёт в снегах или таится в бесконечной глади тундры. Келе считают связующей нитью меж миром Живых и миром Мёртвых — и часто он выступает проводником для шамана, когда тот камлает свои мелодии и танцует танцы, позволяющие ему перенестись с мир духов.
Келе страшное существо — его боятся все жители Крайнего Севера, как впрочем, и многих других существ из своей мифологии. Однако келе стоит особняком…
Этот пришелец из мира мертвецов ужасен своим голодом — он способен пожирать, в прямом смысле этого слова, свои жертвы, оставляя от них, только кости — келе охотится на людей и животных — для него нет разницы на кого напасть. Он проявляет все признаки хищного зверя, что иногда выходит из аналога Ада Крайнего Севера, что бы нести смерть.
Мифы описывают келе по-разному — неизменным остаётся только две вещи.
Первое — у келе много рук и ноги — вплоть до десяти конечностей, каждая из которых у него с успехом заменяет ногу или руку — как захочет это чудовище.
Второе — келе издаёт звуки, невероятно схожие со звуками флейты.
Если ты идёшь по тундре, и услышал пение флейты — значит поблизости — келе. Если флейта приближается к тебе — то ты должен бежать, или умереть. Иного выхода нет.
Келе бегает не очень быстро — убежать от него может и очень ленивый человек, но вот в гонке на истощение он выигрывает всегда — когда человек падает от усталости — келе ещё полон сил и готов преследовать добычу до последнего.
И, тем не менее, как мне удалось узнать, келе далеко не такие уж дикие звери — многие шаманы ищут с ними встреч, что бы получить от них некую «сому» — странный напиток, что позволяет шаману заглянуть в мир Мёртвых, без малейшего труда.
Сама по себе «сома» — очень древний напиток, который использовали даже скифы — правда, они его получали из мухоморов вареных в лошадином молоке. Но судя по тому, что я узнал — по сравнению с «сомой» то, что шаманы выпрашивают у келе — скифский напиток — это просто вода, собранная с киселя.
В общем, очень много ещё неизвестного по поводу этих загадочных демонов — келе.
Но я помню одну примету народа хэстов, что обитает в этих краях — «если ты слышишь посреди тундры флейту — беги».
Письмо главного инженера поискового поселения «Плутония» Иннокентия Тарасова, адресованное Илье Муромцеву (директору Института Биологических Исследований — Биоинститут).
* * *
Сияло солнце в небесах,
Светило во всю мочь,
Была светла морская гладь,
Как зеркало точь-в-точь,
Что очень странно — ведь тогда
Была глухая ночь.
И недовольная луна
Плыла над бездной вод
И говорила: «Что за чушь,
Светить не в свой черед?
И день — не день, и ночь — не ночь,
А все наоборот».
И был, как суша, сух песок,
Была мокра вода.
Ты б не увидел в небе звезд —
Их не было тогда.
Не пела птица над гнездом —
Там не было гнезда.
Серафим, перехватил пристальный взгляд Елены и пожал плечами.
— Что такого? Я когда нервничаю — всегда стихами общаюсь. Ну или рассказываю их. А это, между прочим — «Морж и Плотник» самого Кэрролла из «Алисы в Зазеркалье», — проворчал он, поднимая воротник своей роскошной парки из песца.
— Слышь, ты… Тоже мне нашёлся тут поэт… — Павел прижал к лицу варежку. — Во, видела, что осталось от этих бедолаг?
Елена обошла кости, сваленные кое-как — в кучу, отмечая их убыток — что впрочем, было понятно — собрать все кости из скелетов в снежной тундре — тот ещё труд, а спасатели прибыли туда небольшой командой. Скорее всего даже не стали особо трудиться — покидали всё, что нашли и сделали ноги.
Осторожно подняв череп, она всмотрелась в него.
Череп был обглодан полностью — начисто — ни единого куска кожи или плоти не было на нём. Всё было отполировано и вычищено — словно тела погибших провели в тундре несколько лет, пока ветер и мелкие животные не обчистили их косточки.
Но этот череп был свежий — даже по весу он значительно отличался от тех высохших костянок, в которые превращается пролежавший годы и годы скелет.
— Хм… — Елена скривила губы и посмотрела на Иннокентия. — Можно тут побольше света?
— Можно, — Иннокентий выглянул из сарая и махнул рукой первому попавшемуся прохожему. — Эй, отдирайте от столба фонари и тяните их сюда! Живо!
— Теперь-то вы понимаете, что за штука? — проговорил Серафим, рассматривая скорбные останки с философским равнодушием. — Бобёр утверждает, что этих горемык после смерти объели звери. Набежали, со всей тайги, мыши, да песцы. И обглодали, как
