11
— Вера, это ты? Ну и денек! Дождь, ветер… Ну, расскажи еще об Анне!
— Ладно. Нынче вечером Анна танцевала с Вронским на балу. Он просто тенью за ней ходит, но это еще не все!
— Не может быть! У Анны интрижка с Алексеем Вронским? А что ее муж? Он ведь наверняка узнал?
— В конце концов, да. Думаю, Анна сама ему сказала, но только когда забеременела — от Вронского! Тут уж не скроешь.
— И что он сказал?
— Можешь верить, можешь нет, но он простил обоих! Настоял на сохранении брака и пытается вести себя так, словно ничего не случилось!
— Я всегда считала, что мужчины — дураки. А что было потом?
— Вронский застрелился, заявив, что не может жить без нее. Это уже даже не мелодрама.
— Читается как дешевый бульварный роман. Он умер?
— Нет. Просто ранил себя. Каренин понял, что ради спасения жены ему надлежит обесчестить себя и заявить, что он был ей неверен, дабы ее репутация не погибла окончательно и Анна могла выйти замуж за Вронского.
— Значит, Каренин все спустил им с рук? Не мог запретить ей встречаться с любовником! Господи, да выпорол бы обоих кнутом и продал их историю в «Крота»! Сдается мне, Каренин и сам на сторону ходил. Подожди! Мне муж звонит, не бросай трубку… Ну, до свидания, дорогая моя Вера!
— Мисс Нонетот, это вы?
— Отлично. Встречаемся в штабе беллетриции как можно скорее. Дело касается Перкинса: Минотавр сбежал.
— Дело не в том. Понимаете, Перкинс не отвечает по комментофону. Мы опасаемся, что с ним что-то случилось.
— Софья! Ты где была? Я никак не могу тебе дозвониться! Скажи, Каренины развелись?
— Нет! Может, если бы они развелись, все пошло бы по-другому. Я помню, как она появилась в петербургском театре. Ну и ужас!
— А что случилось? Она выставила себя в невыгодном свете?
— Да, и прежде всего тем, что появилась на людях. Как она могла! Мадам Карташова, которая сидела в соседней ложе со своим толстым лысым мужем, закатила сцену: она сказала что-то вслух, что-то обидное, и покинула театр. Мы все это видели. Анна пыталась не обращать внимания, но она должна была понимать…
— Идиоты, почему они не настояли на разводе?
— Вронский хотел, но она все тянула. Они переехали в Москву, но она была несчастлива. Вронский все время занимался политикой, а она была уверена, что он волочится за другими женщинами. Она ревнивое, опозоренное подобие того, чем была. На станции Знаменка она не выдержала — бросилась на рельсы, и ее раздавило поездом, который в двадцать ноль две идет до Обираловки!
— Не может быть!
— Может. Но никому не рассказывай это только между нами! Приезжай на обед в четверг, будет репа а-ля оранж. У меня просто невероятный новый повар. Адье, мой милый друг, адье!
— Четверг, ты здесь?
— Это Чеширский Кот. Ты знаешь, как играют на пианино?
— Да так, ничего. Я просто подумал, что лучше спросить и подстраховаться.
— Да от пианино, конечно же!
— У тебя повестка в суд — помнишь, по поводу вторжения в текст? Было несколько отсрочек из-за апелляции Макса де Винтера, потому они отложили дело. Ты не могла бы прийти часика в три сегодня, если не будешь занята?
— «Алиса в Стране чудес», сразу после выступления Алисы в качестве свидетеля. Грифон тебя представит. Не забудь — в три часа.
«…Дорогой друг, я пятидесятилетняя дама из республики Гондала. Я получила ваши координаты в Совете жанров и решила связаться с вами в надежде на помощь с вашей стороны. Мой муж Реджинальд Джексон был лидером повстанцев в „Гондала в огне“ (4.99? BPP). Накануне своей гибели он передал мне двенадцать миллионов долларов, и я покинула книгу. Теперь я с двумя детьми беженка в Кладезе Погибших Сюжетов. По прибытии я решила вложить свои деньги в страховую компанию. Мне нужна ваша помощь, чтобы перевести деньги из Кладезя на ваш Потусторонний счет. Если вы согласны, свяжитесь со мной по комментофону. Большое вам спасибо. Миссис Реджинальд Джексон…»
Контора беллетриции исчезла, и вместо нее возник большой сверкающий туннель подземки. В нем хватало места, чтобы выпрямиться, но все равно приходилось прижиматься к стене, поскольку в обоих направлениях непрерывно струился словесный поток. Над нами уходила вверх еще одна труба, и в этот небольшой отводок то и дело ныряли струйки слов.
— Где мы? — спросила я.
Мой голос гулко отразился от стен туннеля.
— В безопасном месте, — ответил Дин. — Они не догадаются, где вас искать.
— Мы По Ту Сторону? То есть дома?
Дин рассмеялся.
— Нет, глупышка, мы в комментофонных каналах.
Я снова посмотрела на поток сообщений.
— Да?
— Да. Идемте, я вам кое-что покажу.
Мы шли по туннелю, пока тот не вывел нас в более обширное пространство — в распределитель, где послания передавались из одного жанра в другой. Ближайшие ко мне выходы были обозначены надписями «Криминальный роман», «Любовный роман», «Триллер» и «Комедия», но там имелось множество других, и все они проводили комментофонные послания в тот или иной подчиненный жанр.
— Невероятно! — ахнула я.
— О, это еще небольшой распределитель, — ответил Дин. — Вам бы увидеть те, что покрупнее. Они все работают по кодовой системе ISBN, как вы сами знаете, и самое лучшее во всем этом, что ни Главное текстораспределительное управление, ни Совет жанров не в состоянии тебя здесь отыскать. Это, Четверг, наше убежище. Тут можно укрыться от всевидящего ока беллетриции и вырваться из узких рамок сюжета.
Я поймала его взгляд.
— Твид думает, что вы убили Перкинса, Ньюхена и служанку.
Он остановился и вздохнул.
— Твид работает на Главное текстораспределительное управление. Делает все, чтобы программа СуперСлово™ была запущена без сучка, без задоринки. Он знал, что мне это не нравится, и в качестве, так сказать, «подмазки» предложил изменить сюжет в «Сквайре из Хай-Поттерньюс».
— Он пытался вас купить?
— Когда я отказался, он пригрозил убить меня, потому мы и сбежали.
— «Мы»?
— Конечно. Та служанка, которую я изнасиловал в восьмой главе и затем жестоко вышвырнул из дома в бурную ночь. Потом она гибнет от чахотки, а я спиваюсь и умираю. Разве мы могли допустить такое?
