Ознакомительная версия.
Единственный «веселый» эпизод случился вечером. Мы зашли поужинать в новый ресторан, который открыли в Емельянове то ли «новые киргизы», то ли «новые казахи», но уж точно – не «новые русские». Зашли потому, что это было единственное действительно новое предприятие «общественного питания» в городе.
Почему оно появилось – особый вопрос. Не вдаваясь в подробности скажу только, что, «по слухам», захолустный Емельянов в последнее время стал одним из заметных центров наркотрафика из Средней Азии в Руссию. Вот и организовали дельцы этакую «точку рандеву» для «своих».
Кормили там вполне прилично и недорого – не эта составляющая «обмена веществ» человеческого организма с окружающей средой давала доход заведению. И заведение работало в соответствии с простым и понятным правилом: хочешь дури – будет тебе «дурь», а хочешь манты – получи полную тарелку.
Однако, как оказалось, и дурь бывает не только наркотической. Когда мы с Владимиром Ивановичем приняли «под горячее» по рюмке «Абсолюта», принесенного нам в стеклянном графинчике «а ля 50-е годы», я почувствовал, что мир вокруг стал чуть-чуть иным…
Я вдруг услышал музыку (а, интересно, раньше слышал и не обращал внимания, или её не было?), причем музыку знакомую. Звучала джазовая фантазия на темы «Кармен» для саксофона с оркестром Бекмамбетова. Где она звучала – у меня в голове или из ресторанных динамиков? Тогда я совершенно не задавался этим вопросом, но и сейчас не смог бы ответить на него определенно… И теперь, сидя за ресторанным столиком, я вспомнил, как слушал эту вещь в исполнении Анны Королевой и оркестра «Kremlin».
И Королева была хороша, и ее саксофон раскрыл музыку Бизе-Бекмамбетова с новой стороны, но не это стало главной доминантой восприятия. Есть там у них один альтист!.. Джазовый ритм он не только чувствовал и выносил на публику положенной ему долей партитуры, но ещё и вводил непредусмотренную композитором, но очень эффектную партию ударника, исполняя её на собственном лакированном ботинке правой ноги. Вытянутый – по моде! – носок его концертного туфля в совершенном согласии с дирижерской палочкой Миши Рахлевского «держал ритм» виртуозно. Он буквально взвивался над сценой и, мгновение спустя, «стремительным домкратом» мчался вниз. Я был буквально зачарован и знакомой музыкой, и ее новыми смысловыми ветвями, привитыми к классическому «музыкальному тексту» Бекмамбетовым, и очаровательной саксофонисткой, и, конечно, этим дополнительным инструментом камерного оркестра.
С первых же аккордов ностальгические чувства пробудили атавизм советского отношения к музыке и почему-то захотелось, подобно энтузиасту-речнику из «Верных друзей», крикнуть: «Хабанеру давай!». Но, предвосхищая этот порыв души, саксофонистка, поразительно похоже изображая своим инструментом голос Тамары Синявской, выдала мне такую Хабанеру, что слезы восторга подступили к глазам!.. И вот сейчас, в ресторане, эта музыка снова звучала у меня в ушах…
Но кончилась одна музыка, и тут же зазвучала другая. Всё-таки это была, вероятно, специальная здешняя программа «под горячее». И Владимир Иванович вдруг попытался подпевать гремящей из ресторанных динамиков «Свадьбе» в исполнении Муслима Магомаева. Я почему-то нисколько не удивился тому, что не имевший никакого музыкального слуха Владимир Иванович начал слаженно и синхронно с Муслимом:
По проселочной дороге шел я молча
И была она пуста и длинна…
Но тут память подвела Владимира Ивановича, он забыл слова и продолжал молча открывать рот в такт музыке, издавая обычное в таких случаях мычание.
Я уже хотел было помочь Ктолину и вступить «третьим голосом», как возле нашего столика неожиданно выросла странная военная фигура. Нет, это не был «Пушкин в летном шлеме». Но возникшая фигура была не менее странной. Странность её заключалась в том, что фигура эта принадлежала ладной восточного вида широкобедрой женщине в красивом мундире – подпоясанном декоративным шартрезовым ремешком кителе цвета лягушки в обмороке и юбке чуть ниже колен, с лихо посаженной на голове береткой. В белых перчатках эта явно официальная дама держала какую-то бумагу.
Строго взглянув на слегка ошалевшего Ктолина, дама спросила:
– Известно ли вам, что это помещение относится к нашей дипломатической миссии в вашем Емельяновске и на ней действуют законы нашей республики?
Мы, естественно, «были не в курсе», а потому отреагивали поначалу неопределенно-дипломатическим мычанием и меканьем. Но я быстро нашелся:
– В нашем Емельянове действуют наши законы! А что там делается в каком-то Емельяновске, где, вероятно, по недоразумению, приютили вашу «миссию» – я не знаю.
Даму это, впрочем, ничуть не смутило, и она продолжила:
– Но это не имеет значения – «незнание закона не освобождает…»
И тут же резко спросила:
– Почему нарушаете?
Владимир Иванович, все ещё не понимая ничего, ответил тоже вопросом:
– Что нарушаем?
Дама поднесла к лицу бумагу и прочла:
«Указ Президента».
Тут в диалог вступил я:
– О чем Указ? Какого Президента?
Дама повернулась ко мне, снова поднесла к глазам бумагу, и также четко, строгим голосом, прочла:
– «О запрещении использования в стране фонограммы звуковой записи на песенно-музыкальных культурных мероприятиях, в том числе на свадьбах и семейных торжествах».
Не знаю как, но я сумел не потерять чувства юмора и, хотя все ещё совершенно не понимал причин этой сцены абсурда, высокомерно сказал:
– Ничего мы не нарушаем! Во-первых, мы находимся в городе Емельянове, а вы оскорбляете наше национальное достоинство, искажая исконное его историческое название. А, во-вторых, у нас тут не «песенно-музыкальное мероприятие», тем более – не свадьба и не семейное торжество. Или вы подозреваете нас в гомосексуализме? Тогда так и скажите!
Мой отпор вызвал у дамы замешательство:
… Да нет… Но он (указывает пальцем на Владимира Ивановича) ведь пел под фонограмму?
– Пел! – сразу согласился я, – но пел во время делового ужина! А порядок проведения таких мероприятий регулируется другим Указом, вам, вероятно, неизвестным, с грифом «Для служебного пользования». Вы в каком звании?
Дама смутилась и ответила негромко:
Полициянын уссат ерли векили…
Я продолжал наступать:
– А по-русски?
Она произнесла почти шепотом:
– Мастер-представитель местной полиции…
Я торжествовал:
– Ну, конечно! Я просто не обратил внимания на ваш берет цвета блохи в родильной горячке … А Указ о регламенте делового ужина известен чинам не ниже полковника… Так что вам следует или извиниться перед нами за нарушение сообразного течения нашего мероприятия, или я сообщу о вашем промахе куда следует, и вы в наказание поедете охранять фисташковый лесхоз Бадхызского заповедника!
Ознакомительная версия.
