— Но у Шлаффера нет для убийства никакого мотива. А у вас он есть. И мы подходим ко второй части нашей истории. Кроме доктора Абметова и Шлаффера в деле убийства торговца фигурирует еще несколько персонажей, которых и людьми-то назвать нельзя. И, кроме того, есть еще некая таинственная организация, к которой вы, Абметов, имеете самое непосредственное отношение. Может, вы все-таки сами расскажите, а то, мне, право, как-то неловко. Ваши тайны — вам и рассказывать.
Меня смущало присутствие Бруца, и я тянул время, лихорадочно соображая, стоит ли при нем упоминать гомоидов и Трисптерос. С другой стороны, без гомоидов и без Трисптероса невозможно доказать, что у Абметова был мотив для убийства. Поэтому, Бруцу следовало бы о них знать.
— Говорите, что хотите, — равнодушно сказал Абметов.
— Как знаете… Сначала о вышеупомянутых нелюдях, точнее, искусственно созданных человекоподобных существах — гомоидах. Их создатель, профессор Франкенберг, называл свои творения более поэтическим словом — Гномы, желая подчеркнуть, что они обладают недоступным для людей Знанием. Франкенберг создал четверых гомоидов, используя четыре разные модели сознания. Поэтому и гомоиды получились разными и по-разному приспособленными к существованию среди людей. Вам, полковник, уже доводилось видеть одного из них, хотя вы об этом и не подозревали. В первую очередь потому, что гомоид по имени Джек Браун был найден мертвым, а его труп — выкраден. Браун покончил с собой, разрядив себе в голову шокер. Был ли виной тому синдром раздвоения, при котором гомоид думает, что убивает не себя; или — синдром дереализации, когда гомоид полагает, что убивает не он; или — что-то еще, чего мы не знаем… Предположений можно строить сколько угодно — это, Абметов, по вашей части.
Второй гомоид погиб в пещерах Южного Мыса — там, где располагалась лаборатория профессора. Как опытный, и, к тому же, неудачный образец он был брошен на произвол судьбы своими создателями. Возможно, Перк или Франкенберг собирались помочь ему, но к тому времени, как я оказался в пещерах, оба они уже были мертвы. Тело второго гомоида до сих пор не найдено; я видел его живым, но вид у него был, надо сказать, похуже, чем у трупа Джека Брауна. Поэтому-то, я и думаю, что второй гомоид уже мертв. Я не знаю, зачем Франкенберг создавал гомоидов, но я знаю, почему за ними охотился Абметов. Несмотря на все свое несовершенство, гомоиды обладают рядом качеств, которые очень интересовали господина Абметова и его организацию. Я рискну предположить, что Абметову подходили не все четверо, а лишь некоторые из них. Неподходящие гомоиды были обречены на уничтожение.
Третьего гомоида звали Антрес, но некоторым присутствующим он знаком под именем Шварц, или Бланцетти, если угодно. Антрес был и сильнее и совершеннее чем те двое, и — вдобавок — значительно агрессивнее. Он взбунтовался и против своих создателей и против тех, кому Франкенберг, Перк и его жена его предназначали — то есть против Абметова и компании. Но Антрес не знал в лицо Абметова, как и Абметов никогда не видел Антреса. Они искали друг друга, и каждый надеялся уничтожить другого. Впрочем, возможно, Абметов предпочел бы взять Антреса живым.
Я, по вызову Абметова, прибываю на Оркус. К тому времени, Абметову уже известно, что моя работа «Сектором Фаониссимо» не исчерпывается. Антрес опережает меня на один день. Он останавливается в том же отеле, что и доктор — сначала в качестве Шварца, затем Шварц превращается в Бланцетти. Стремясь отделить себя от Шварца, она снимает отдельный номер, при чем, рядом с моим. На следующий день после прибытия на Оркус я захожу в небольшую сувенирную лавочку, что располагается в примыкающей к Отелю галерее. Там я покупаю вот эту безделушку, подделку, не имеющую, по сути, ни исторической, ни художественной ценности, — и я выставил на всеобщее обозрение крылатую пирамидку — главным образом для Виттенгера, поскольку остальные ее уже видели, — мы с Татьяной назвали ее «трисптерос», что в переводе с древнегреческого означает «трехкрылый». Сами того не подозревая, мы раскрыли название той тайной организации, которую возглавляет доктор Абметов.
Я взглянул на Абметова — на его лице не дрогнул ни один мускул.
— Не буду называть имя человека, продавшего торговцу пирамидку — это лицо попало в нашу историю абсолютно случайно. Но вам, Абметов, не терпелось узнать откуда торговец взял пирамидку, и почему он назвал ее «трисптерос». Антрес также видел в моих руках пирамидку. Он мог решить, что я его специально провоцирую, показывая знак ненавистной ему организации. Поэтому, он тоже подходил на роль убийцы торговца. Но торговец, в отличие от Абметова, Антреса не слишком интересовал. Антрес вычислил Абметова первым и повел его к краю Воронки отнюдь не для того, чтобы совершить самоубийство на глазах у уважаемого доктора. У него с Абметовым старые счеты. К счастью, вы, Бруц, вовремя подоспели. Но вы, видимо, не знаете, что перед смертью Антрес сказал, что торговца он не убивал.
— Почему вы ему поверили? — спросил Бруц.
— Он назвал имена своих предыдущих жертв, какой тогда смысл скрывать, что и убийство торговца — его рук дело? Поэтому Антрес отпадает. Себастьяна Дидо, на которого пало подозрение, оправдали, и, по-моему, вполне заслуженно. Остаетесь только вы, доктор. Я готов допустить, что вы не хотели убивать торговца, а просто решили припугнуть его цефалошокером, но, как видно, немного не рассчитали.
— Вы ничего не сможете доказать! — уперся Абметов, — откуда, по-вашему, я мог узнать, у кого из торговцев вы купили пирамидку? Вы же показали мне ее чуть ли не в то же время, когда произошло убийство. И вы же сами говорили мне, что видели убийцу — Антреса.
— Я не говорил, что видел именно Антреса. Если это был он, то значит, Антрес следил за вами. Но в лавке мог быть и кто-то из ваших сообщников. Установить это — дело Бруца. Меня интересует только один вопрос — где четвертый гомоид?
— Откуда мне знать, — пожал он плечами.
— Вы забыли рассказать, зачем Абметову и его компании вообще понадобились гомоиды, — заметил мне Виттенгер.
— Ладно, философскую часть я позволю себе опустить — ее к делу не пришьешь. Буду излагать только факты. Первым из таких фактов, является то, что Абметов очень боится конца света…
— А кто его не боится? — съехидничал Абметов.
— Я имею в виду взрыв Белого Карлика в системе Плерома. Вспышка сверхновой, конечно, еще не совсем конец света, но ее тоже все боятся. Абметов считает, что цивилизации сапиенсов покинули нашу часть Вселенной именно опасаясь вспышки сверхновой. И покинули они ее через Канал.
— Логично, — согласился Виттенгер.
