Сиена Брукс с детства чувствовала себя одинокой.
Исключительно одаренная интеллектуально, Сиена росла как чужестранка… как инопланетянка в чуждом ей мире. Она пыталась дружить, но у сверстниц и сверстников на уме были пустые вещи, которые ее не интересовали. Она понуждала себя уважать старших, но они в большинстве своем казались ей взрослыми детьми, не понимающими даже простейших основ окружающего мира и, что самое неприятное, не питающими к нему любопытства и не испытывающими тревог на его счет.
Я чувствовала себя неприкаянной.
И Сиена Брукс научилась быть призраком. Невидимкой. Научилась быть хамелеоном, притворщицей, изображающей из себя всего-навсего одно из бесчисленных лиц в толпе. Она не сомневалась, что детская страсть к актерской игре — одно из проявлений мечты всей ее жизни, мечты о том, чтобы стать кем-то еще.
Стать нормальной.
Выступление в шекспировском «Сне в летнюю ночь» помогло ей почувствовать себя частью чего-то, и взрослые исполнители, поддерживая ее, обращались с ней как с равной. Радость, однако, длилась недолго: она испарилась в ту минуту, когда Сиена, сойдя со сцены после премьеры, оказалась в окружении изумленных репортеров, а остальные актеры тихо прошмыгнули в боковую дверь, никем не замеченные.
Теперь и они меня возненавидели.
К семи годам Сиена прочла достаточно медицинской литературы, чтобы диагностировать у себя глубокую депрессию. Когда она сказала об этом родителям, они были ошарашены — обычная их реакция на все странное в дочери. Так или иначе, они послали ее к психиатру. Врач задал ей массу вопросов, которые Сиена уже задавала себе сама, и прописал амитриптилин в комбинации с хлордиазепоксидом.
Сиена в ярости вскочила на ноги.
— Амитриптилин?! — возмутилась она. — Я хочу быть более счастливым человеком, а не зомби!
Психиатр, к его чести, сохранил перед лицом этой вспышки полное спокойствие и предложил другое решение:
— Что ж, Сиена, если вы не хотите принимать препараты, давайте испробуем более холистический подход. — Он сделал паузу. — Создается впечатление, что вы не можете выйти из круга тягостных мыслей о себе и о том, что вы не вписываетесь в окружающий мир.
— Это правда, — ответила Сиена. — Я пытаюсь перестать, но не могу!
Он спокойно улыбнулся ей.
— Конечно, не можете. Человеческий ум физически не в состоянии прекратить деятельность. Душа жаждет эмоций и будет продолжать искать топливо для этих эмоций — положительных или отрицательных. Ваша проблема в том, что вы подбрасываете им не то топливо.
Сиена никогда раньше не слышала, чтобы о душевной жизни рассуждали так механистически, и мигом была заинтригована.
— А как мне подбросить им другое топливо?
— Вам надо изменить точку приложения своего интеллекта, — сказал психиатр. — Сейчас вы думаете большей частью о себе. Задаетесь вопросом, почему вы не вписываетесь… и что с вами не так.
— Это правда, — повторила Сиена. — Но я стараюсь решить эту проблему. Я стараюсь вписаться. Как я смогу решить проблему, если не буду о ней думать?
Врач усмехнулся.
— Я полагаю, что размышление о проблеме… и есть ваша проблема.
И он предложил ей попробовать отвлечь внимание от себя, от своих проблем… и обратить его на окружающий мир… и на его проблемы.
Вот когда все переменилось.
Она начала тратить всю энергию не на жалость к себе… а на жалость к другим. Целиком отдалась благотворительной деятельности, разливала суп в приютах для бездомных, читала книги слепым. Невероятно, но никто из тех, кому Сиена помогала, казалось, даже не замечал, что она не похожа на других. Они просто были рады, что кому-то есть до них дело.
День ото дня Сиена трудилась все неистовей, сознание, что столько людей нуждается в ее помощи, не давало ей спать по ночам.
— Сиена, притормози! — уговаривали ее. — Спасти мир тебе все равно не по плечу!
Какие ужасные слова.
Занимаясь общественной деятельностью, Сиена познакомилась с несколькими членами одной местной благотворительной группы. Когда они пригласили ее поехать с ними на месяц на Филиппины, она ухватилась за эту возможность.
Сиена воображала, что они будут снабжать пищей бедных рыбаков или крестьян в сельской местности — в настоящей стране природных чудес, судя по тому, что она читала: восхитительные морские берега, красивейшие равнины… Поэтому, когда группа обосновалась среди толп Манилы — самого густонаселенного города в мире, — Сиена пришла в ужас. Она никогда раньше не видела такой массовой бедности.
И что может изменить помощь отдельным людям?
На каждого человека, которого Сиена могла накормить, приходились сотни других, смотревших на нее несчастными глазами. Манила — это шестичасовые транспортные пробки, удушающее загрязнение среды и страшный сексуальный рынок, где торговля идет главным образом несовершеннолетними; их зачастую продают сводникам родители, находящие утешение уже в том, что их дети по крайней мере будут сыты.
Среди этого хаоса, в окружении детской проституции, попрошайничества, карманного воровства и многого, что еще хуже, Сиену вдруг точно парализовало. Повсюду вокруг, видела она, над человечностью берет верх первобытный инстинкт выживания. Когда человек приходит в отчаяние… он превращается в животное.
Мрачная депрессия нахлынула на Сиену с новой силой. Внезапно она увидела человечество таким, какое оно есть. Увидела и поняла: мы — вид, дошедший до края.
Я ошибалась, подумалось ей. Мне и правда не по плечу спасти мир.
Словно обезумев, Сиена бросилась бежать по городским улицам, она проталкивалась через скопления людей, отпихивала их, сбивала с ног в поисках свободного пространства.
Меня душит человеческая плоть!
Она бежала и снова чувствовала на себе людские взгляды. Она опять выбилась из общей массы. Высокая светлокожая блондинка с мотающимся сзади конским хвостом. Мужчины пялились на нее как на голую.
Когда ноги обессилели, она понятия не имела, где находится. Вытерев слезы пополам с пылью, она увидела, что стоит в окружении лачуг — в необъятном городе, застроенном жилищами из кусков ржавого металла и листов картона. Со всех сторон доносился плач грудных детей, в воздухе висела вонь экскрементов.
Я вбежала в адские врата.
— Turista… — глумливо произнес сзади густой мужской голос. — Magkano?[59]
Сиена резко обернулась и увидела троих парней; они приближались, истекая слюной, как волки. Она мигом поняла, что они опасны, и метнулась прочь, но они стали окружать ее, точно стая хищников.
