– Ты намерился меня перевоспитать?
– Что, гиблое дело?
Гомес вложил пятидесятидолларовую бумажку в тоненькую руку с выпирающими костями.
– Ну что ж, adios[27].
Ссутулившись, он пошел дальше.
– Жаль, кудрявый, – сказала девочка вслед ему. – Ты вроде как симпатичный.
– Вот тут она абсолютно права, – сказал себе Гомес, ускоряя шаг.
Лаймхауз ковырялся в маленьком садике, разбитом перед его домом. Он стоял на карачках между грядок с тюльпанами. Возраст этого длинного, тощего человека с трудом поддавался определению, может – тридцать, а может – и все пятьдесят. Левая его рука отливала сильно потускневшим серебром.
– Тебя-то, парень, мне и не хватало, – заявил он, увидев Гомеса, переступившего через низенький белый забор.
– Como esta?[28]
– Не жалуюсь, милок, не жалуюсь. Ты только погляди на эти долбаные тюльпаны!
– Momentito[29], – прервал его Гомес. – Мне отлично известно, что ты, Лаймхауз, был когда-то лондонцем и хранишь верность порядкам и обычаям Веселой Старой Англии дней давно минувших, но, por favor, избавь меня от этого своего жуткого акцента, не корчь из себя актеришку, играющего британца в хреновом театре.
– Что, начальник, малость перебираю?
– Si, малость.
– А вот туристам – нравится. Особенно тем, которые попадают сюда из Великобритании. Понимаешь, для них чем гуще, тем и лучше.
– Результаты есть?
Скрипнув то ли собственными суставами, то ли металлической рукой, Лаймхауз поднялся во весь рост среди своих тюльпанных грядок.
– Будь добр, брось пристальный, оценивающий взгляд настоящего знатока на эти вот тюльпаны. А затем скажи мне, – если ты сможешь сказать, – какие из них настоящие, а какие – просто проекция.
Гомес быстро оглядел шеренги ярких цветов.
– Красные – липа.
От огорчения Лаймхауз даже несколько поник.
– А каким хреном ты догадался?
– Твой проектор едва тянет. Цветы на дальнем конце грядок все время блекнут, чуть не становятся прозрачными.
Присев на корточки, подземный цветовод-любитель вгляделся в красные тюльпаны.
– Да, ни шиша не попишешь, ты абсолютно прав. Вот уж точно, глаза у меня совсем не такие острые, как полагалось бы мне по профессии.
– Не зайти ли нам в твою гостиную?[30]
– Само собой.
Киборг провел Гомеса в уютную гостиную, где в сложенном из грубого камня (искусственного) камине неярко горели дрова (тоже, конечно, проекция).
– Садись. Чай?
– Пока не надо.
Устроившись в глубоком кресле, Лаймхауз задумчиво потер металлическую руку пальцами живой.
– С того самого момента, как ты позвонил мне сегодня утром, я осторожно расспрашивал разных людей.
– И что выяснилось?
Засунув пару пальцев в карман своей куртки, киборг извлек оттуда маленькую видеокассету.
– Я сумел получить вот это, – сказал он, закладывая кассету в щель, раскрывшуюся в металлической руке. – Имей в виду, это – не полный материал, а только фрагмент, минуты на две. Однако интересен этот фрагмент тем, что он не вошел в официальную видеозапись вскрытия нашего покойного друга Джо Бушона.
– Крути.
Гомес подтащил свой стул поближе к хозяину дома.
Лаймхауз раскрыл металлическую ладонь; на ней оказался маленький телевизионный экран. Он крутанул большой палец, и на экране появилось изображение.
– Ох.
Гомеса передернуло.
На белом операционном столе лежали четыре части тела Бушона. Рядом со столом одетый в перемазанный кровью халат врач-андроид разговаривал с белым эмалированным роботом, держащим в руках поднос с какими-то пузырьками.
Лаймхауз повернул металлический указательный палец, и из расположенного под экраном крохотного динамика послышались голоса.
" – ...Нет алкоголя?
– Никаких следов, – ответил белый робот.
– А что же вы нашли?
– Он получил дозу вертиллиума, перорально. Приблизительно за полчаса до смерти.
– Хм-м.
Андроид задумался.
– А как насчет..."
На этом месте фильм кончился.
– Вертиллиум, – начал объяснять Лаймхауз, – это весьма сильный...
– Дезориентирующий наркотик. Si. Знакома мне эта отрава. Гомес отодвинул стул на пару футов.
– А ты знаешь, кто вырезал этот кусок из официальной версии вскрытия?
Информатор ткнул серебряным пальцем куда-то в потолок.
– Некто очень важный. Но кто – не знаю.
– Так узнай.
– Может дорого обойтись.
– У меня приличный бюджет на расходы по следствию.
– К тому же, Гомес, это может быть опасно. И для меня и для тебя.
– Как бы там ни было, я буду крайне благодарен, если ты сделаешь попытку – в своей всем известной осторожной и конфиденциальной манере. У тебя есть для меня еще что-нибудь?
Лаймхауз скромно кашлянул в свою живую ладонь.
– За то, что я предоставил тебе до настоящего момента, я хотел бы получить тысячу долларов.
– Нормальная цена.
– Есть еще кое-что.
Киборг заговорил тише.
– Но тут я не являюсь единственным владельцем. Если ты хочешь получить всю информацию, это обойдется тебе еще в полторы тысячи.
– Кто твой напарник?
– Только тыне кипятись, когда услышишь.
– Приложу все возможные старания.
– Это – Эдди Ангиль.
– Вот же мать твою.
– Прослышав, поисками чего я занимаюсь, Эдди сам пришел ко мне.
– Этот cabron. Если бы выдавали приз за свинство, Ангиль был бы первым кандидатом на постоянное им владение. Если бы провели опрос, кого на земле включить в десятку самых ненадежных и не заслуживающих доверия ублюдков, он бы занял все места с первого по пятое. А может – и шестое в придачу.
– Да я и сам не слишком люблю этого типа, – признал Лаймхауз. – Но у него есть это и – как знаешь. Цена полторы тысячи.
– Могу я сперва ознакомиться с образцом товара?
– Да, у меня есть кусочек аудиовизуального материала. Обрывок разговора о неком артефакте, – объяснил Лаймхауз. – Однако, Гомес, чтобы по-настоящему узнать, что все это значит, тебе придется сходить к Эдди.
– А в какой крысиной норе живет он теперь?
– Отель «Алжир».
Гомес понимающе кивнул.
– Да уж, первоклассная помойка. А этот образец – за него я должен платить?
Лаймхауз почти застенчиво потер свою ногу металлической рукой.
– Ты же понимаешь, если бы дело касалось меня, я бы показал тебе бесплатно. Но вот Эдди – он не признает бесплатных образцов.
– И сколько на ценнике?
– Две с половиной сотни.
– А когда я встречусь с ним – еще полторы тысячи?
– Боюсь, так оно и обстоит, Гомес.
– Обычно ты не занимаешься надувательством.
– Это не надувательство. Во всяком случае, как мне кажется.
