– Нет, собственно, у меня не было причин. К тому же Жозеф не очень любил, когда его без серьезных оснований отвлекают во время деловой встречи.
– Так, значит, Рольфе лжет? – спросил Джейк.
– Судя по всему, да.
– Почему?
– Этого я не знаю.
– А какие отношения были у вас с Рольфе прежде, до убийства?
– Жозеф относился к нему с симпатией, доверял ему. – Она изящно пожала плечами. – На мой взгляд, Зак не из тех людей, которые вызывают сильные чувства, положительные или отрицательные.
– Идеальный типаж для работы агентом, – заметил Гомес.
– Последнее время мой муж был очень встревожен, – продолжала мадам Бушон. – Думаю, это началось примерно тогда же, когда он стал ходить по вечерам к Заку. Но Жозеф строго придерживался правила: никогда не обсуждать со мной дела МАКН, так что я не имею никакого представления, что именно его беспокоило.
– А может быть, его беспокоило что-то вне агентства?
Гомес прикончил свой эль и поставил кружку на стол.
– Об этом он не говорил?
Она покачала головой.
– Нет, он не говорил мне, что его может настигнуть возмездие за злодеяния, совершенные во время бразильских войн, если вы именно это имеете в виду.
– Но такие злодеяния были?
– Нет, их не было, – ответила вдова. – Во всяком случае, как мне кажется. Жозеф никогда не говорил со мной о том времени, когда он был послом в Бразилии. Вы же понимаете, это происходило задолго до нашего брака.
– А если бы ваш муж все-таки встречался с какой-то женщиной, – поинтересовался Джейк, – заметили бы вы это?
– Жозефа не интересовали любовные интрижки, мистер Кардиган, – заверила она, улыбнувшись. – Его достаточно возбуждала работа, которую он выполнял для агентства.
– И она же, во всяком случае в последнее время, беспокоила его?
– Да. Что бы это ни было, каким-то образом волнение Жозефа должно быть связано с причиной, по которой его убили.
– Но полиция и другие агенты МАКН с вами не согласны, – напомнил Гомес.
– А вот это, – спокойно сказала мадам Бушон, – вполне может быть еще одним – и важным – фрагментом головоломки.
Теперь было самое время поговорить с информаторами – каждому из сыщиков со своими. Разойдясь с Джейком, Гомес неторопливо шел по ярко освещенным ночным бульварам. Он миновал с дюжину уличных кафе, большая часть которых принадлежала голландскому конгломерату и «Бистро инкорпорейтид», и три небольших голографических парка. Когда прошло минут двадцать и курчавый сыщик окончательно убедился, что за ним нет хвоста, он свернул на бульвар Вольтер.
Гомес остановился у лотка, с которого плотная женщина лет пятидесяти с лишним торговала искусственными цветами. Нюхая букет вполне натурально выглядевших желтых роз, Гомес с безразличным видом разглядывал высокий, ярко освещенный подъезд на противоположной стороне улицы.
– Так вы собираетесь покупать эти чертовы цветочки, мсье? Или хотите просто на халяву вынюхать из них весь запах?
– Да, Мари, а я вот думал – ты никогда меня не забудешь.
– Mon Dieu![20] Гомес.
Громко хохотнув, толстая торговка заключила сыщика в крепкие объятия.
– Ты в Париже!
– Да вот, говорят. А ты как живешь?
– Да уж получше тебя, если судить по виду.
Оглядев Гомеса, Мари печально покачала головой.
– С того последнего раза, два года назад, ты побледнел и похудел. И от тебя разит какой-то дешевой сивухой.
– Вообще-то я в полной форме. А пил я дорогой эль, да к тому же – сугубо в целях поддержания деловой беседы.
– По-прежнему сыщик?
Она улыбнулась, чуть наклонив голову вправо.
– Сыщик, только теперь – частный.
Гомес кивнул на арку на другой стороне улицы, над которой шла надпись из старомодных неоновых трубок: «ЖИЛОЙ РАЙОН МЕТРО».
– Правду говоря, думаю завернуть к общему нашему приятелю, Лаймхаузу.
– К этому полудурку, – хмыкнула Мари.
– Не просто полудурку, а к хорошо информированному полудурку. Он живет все там же, в Метро?
– Oui, плесневеет под землей.
Гомес похлопал Мари по широкой спине.
– До чего же прятно, chiquita, встретить тебя снова, особенно – в такое сентиментальное время года.
Сунув в руку женщины десятидолларовую бумажку, он быстро зашагал через улицу.
Под аркой оказалось большое отверстие в земле. Две ярко светящиеся стрелы указывали на широкую лестницу, ведущую вниз.
Еще раз медленно, внимательно оглядевшись по сторонам, Гомес направился в подземный район Парижа.
* * *
А Джейк тем временем оказался на левом берегу Сены в увеселительном заведении, известном как «Хот-Клаб». Этот клуб специализировался на голографических и андроидных воспроизведениях американской джазовой музыки двадцатого века. Сегодня на первом этаже Джелли Ролл Мортон и Ред Хот Пепперс играли на маленькой, парящей над полом площадке. В зале, окутанном облаками искусственного сигаретного дыма, сидело не больше десятка клиентов.
На втором этаже Джейк пробрался через другую, столь же задымленную комнату, на этот раз – с пятнадцатью клиентами. За роялем цвета слоновой кости, установленным в углу, сидел сам Арт Тэйтам.
Через высокую узкую арку дверного проема Джейк вышел на пандус, а по пандусу поднялся к весьма крепкой на вид двери с надписью «УПРАВЛЕНИЕ».
Он два раза постучал.
Никакого ответа.
Джейк постучал снова.
На этот раз толстая металлическая дверь приоткрылась на несколько дюймов.
– Oui?
Было странно, как это шепот может быть визгливым.
– Пепе, это я, Джейк.
– Джейк... какой?
– Джейк Кардиган. Мы говорили с тобой по видеофону десять минут назад.
Дверь приоткрылась чуть шире.
– По виду вроде похоже на тебя, mon ami.
– Вполне естественно, Пепе, так как это и вправду я. Ладно, впусти меня, и поговорим.
Дверь приоткрылась еще, но лишь настолько, чтобы Джейк мог боком протиснуться в холодную, тускло освещенную рубку управления аппаратурой «Хот-Клаба».
Пепе Нервьез, крошечный узкоплечий человек с запавшими глазами и большим острым носом, обладал крохотными усиками, напоминавшими клочок ваты, и туго вьющимися седыми волосами.
– Закрывай дверь быстрее, пожалуйста, – попросил он и бросился на свое рабочее место, к пультам управления, перед которыми стояло высокое мягкое кресло. Ряды мониторных экранов показывали все происходящее на пяти этажах джаз-клуба. Схватив наушники, Пепе несколько секунд напряженно вслушивался в музыку, исполняемую группой Джелли Ролла Мортона.
– Merde, труба опять барахлит.
Он осторожно повернул одну из ручек на пульте.
– Как тебе кажется, так лучше?
