срок. И особыми полномочиями наделили. Я говорила, что создана специальная комиссия? И этот… твой Мэйсон с ней сотрудничает. Утверждает, что план изначально принадлежал Рахху, что его привлекли как исполнителя, но сдается, не все там так просто.
Если бы Тойтек мог кивать, он бы кивнул.
– Разберутся… она поклялась, что никто не уйдет от ответственности.
Стало не по себе.
– И если бы ты не был автором вакцины, если бы не лекарство, думаю, тоже отправился бы на рудники. Ты ведь знал, что работа с чумой незаконна.
Не знал.
Или… не желал знать?
Есть ведь протокол, но Мэйсон сказал, что все договорено, что есть особое разрешение, что они не сами по себе, а выполняют задание Совета.
Вздох получился явным.
– Но сейчас ты герой.
Сейчас. Ничего героического в себе Тойтек не ощущал.
– Правда… состояние… знаешь, до последнего все были уверены, что не получится, что ты будешь пятым… они приходили. Все. И леди Унияр… тебя наградили Золотой звездой.
Матушка обрадуется.
Она любит награды, а уж такой и в ее коллекции не было. Да и в коллекции Тойтека. «Золотая Звезда» вручается за особые заслуги. И в истории лишь семьдесят четыре случая. Тойтек получит семьдесят пятую. Только как-то ни радости, ни гордости.
А в животе что-то урчит.
– Кахрай очень огорчался, что ты не приходишь в себя. Кажется, ему нужен совет, но он не знает, у кого еще его спросить.
И всерьез рассчитывает, что Тойтек ему подскажет? Человек, который в личной жизни испортил все, что только возможно, и собственным поганым характером спровоцировал межпланетный кризис?
– И его женщина… она искренне волнуется. А иногда злится. Но не на тебя. Что-то с управлением… Данияр тоже… с Ах-Айором удалось связаться, так что больше его власти ничто не угрожает. Хотя он и разочарован. Он ведь считал Миршара другом, а тот вошел в сговор с Советом. Решили устроить республику. Идиоты…
Почему?
Чем плоха республика?
– Тем, – она словно читала его мысли, или же дело в том, что мысли эти были до отвращения бесхитростны. – Что она не годится для нашего мира, для культуры, где важна личная сила, где свободный трон означает войну. А они… рассчитывали… погибли братья Данияра. И хорошо, что не все… Младшего не тронули, он был далеко, да и решили, что не станет рисковать семьей и возвращаться. Тем паче отречение официальное он еще когда написал… вот… и устроили. Хуже всего, что гарем пострадал. Гарема он им не простит. Все остальное – возможно, а вот женщины… Леди Унияр отправила миротворческие войска, но это больше для порядка, потому что Учхарр все-таки вернулся и временно принял управление. Но временно… Данияр сам устроит суд. И он в своем праве.
Легкие дышали.
В желудке что-то ворочалось, хотя ворочаться там было совершенно нечему.
– У Лотты родственников тоже стало меньше. Они хоть к чуме отношения и не имеют, но все равно много другого нашлось, а служба безопасности Созвездия работать умеет.
Может, и так.
Легкие… можно попробовать локальную клеточную пересадку в аэрозоле, если, конечно, у Тойтека остался хотя бы один здоровый участок, с которого можно высеять здоровые же клетки. Процедура не из дешевых, зато и эффективна, и малоинвазивна.
Печень… сложнее.
Искусственная не вариант, разве что временный, пока не вырастят собственную. С почками то же самое. В целом, если он жив, если дышит, то перспективы открываются неплохие.
Главное, чтобы мозг не пострадал. Его точно восстановить не получится.
Тойтек сделал глубокий вдох на радость машине, которая отозвалась мигающими огоньками и разноголосицей.
– Спокойнее, – пригрозила Заххара. – Тебе еще рано из капсулы выбираться. Да и Алина не готова пока к подвигу во имя любви.
Вот меньше всего Тойтеку хотелось становиться чьим-то подвигом.
– Не переживай, – пообещала Заххара, и кажется, она вновь улыбалась, хотя чему здесь было улыбаться-то? – Я за ней присмотрю. И за тобой тоже.
Почему-то отторжения это не вызвало.
Наверное, из-за болезни… болезнь людей меняет.
Оранжерею восстановили.
Покачивался хрупкий мост, протянутый над искусственным озером, в котором по-прежнему плавали хрустальные лилии. Правда, сейчас не было искр и огоньков, но темные, лоснящиеся заросли выглядели величественно.
Лотта смотрела на лианы.
Тонкие и толстые. С листьями огромными, что опахала, и крохотными, с ноготок. Лианы сплетались, будто в объятиях, а огромные золотые жуки суетились меж ними.
Пахло зеленью.
Сыростью.
И еще лилиями.
– Так и подумала, что найду вас здесь, – леди Унияр избавилась от чуждого ей образа обычной женщины. Ей безумно шел темный костюм, подчеркивавший и общую бледность, и белизну волос, для которых нашелся на корабле стилист.
И массажист.
И… лайнер ведь был элитный все-таки, а какой элитный лайнер без пары-тройки косметических салонов? Лотте бы тоже не мешало заглянуть, но вот как-то руки не доходили.
– Здесь спокойно.
– Как ваши дела?
– Неплохо. Наверное. Меня признали.
Попытка была неглупой, и пожалуй, если бы не помощь леди Унияр, она вполне бы удалась. Ведь кто проверит достоверность семейного рисунка издали?
– И расследование начато. Спасибо.
– Не за что, – Советник отвернулась и оперлась на перила. – Красиво… он любил такие места, говорил, что здесь можно быть настоящим.
– Мне… жаль.
– Мы прожили сорок семь лет… в браке. И до того… знаете, мой Альберт был еще тем упрямцем, – она улыбнулась, и маска успешной совершенной женщины сползла, позволяя Лотте увидеть печаль.
И усталость.
И злость, которая нашла выход, но все-таки.
– Мне было двадцать три, когда мы познакомились. Я – единственный ребенок. Надежда и опора семьи. На меня возлагали немалые надежды. Мой отец был советником, пусть и не первым, но все же. Мать происходила из старой аристократии, чем гордилась неимоверно. Состояние. Связи. Собственная, компания, и не одна.
Как знакомо.
– С детства мне твердили, что я обязана оправдать надежды. Я и старалась. Ради них. Я их так любила. А потом встретила Альберта и поняла, что ничего-то не знаю о любви. Он – простой охранник. Была пара неприятных ситуаций, и отцу пришлось позаботиться о моей безопасности. Сперва у нас ничего не ладилось. Он искренне полагал, что женщина должна думать только о том, как выгодно выйти замуж, а все остальное – от лукавого. Меня злила эта ограниченность. Но потом… чем больше мы узнавали друг друга, тем больше удивлялись… бывший военный, он хотел получить образование.
Лотта молчала.
Она понимала, почему ей говорят. И слушала. И была благодарна за эту возможность заглянуть в чужую жизнь. В ту, которая разрушена.
– И учился. Удаленно.
