до боли знакомое. Я задумалась, где ж его видеть-то могла, кроме как на портретах. Хотя вот на портретах он на себя мало похож. Лицо вроде то же, но какое-то внушающее.
Одухотворенное.
А это… если встретишь на улице, то в жизни не подумаешь, что император.
На этом месте я осознала, что уже просто-напросто пялюсь на Императора. А он на меня. И глядит, глядит, а потом как… подмигнет.
Вдруг.
Я от удивления едва равновесие не потеряла. А постой-ка от так в раскорячку. Ноги уже подзатекли, а тебе тут всякие тут императоры моргают. И главное, не только ж я это видела.
И… и чего он хочет от меня?
Между прочим, я женщина честная…
- Рад, наконец, познакомиться, - а голос у него оказался низким и с хрипотцой. – Дорогая племянница…
Я икнула.
И как-то оно громко получилось, хотя… шепоток за спиной нарастал и множился. Племянница… мать вашу, какая я ему…
Император поднялся и подал знак, по которому леди Диксон распрямилась и меня за собой потянула. Ноги, кажется, заскрипели, но шепот… шептались все и порой, кажется, в голос. Я поглядела на свекровушку… нет, да быть того не может.
- Сегодня удивительный день, - Император поднял руку и шепот стих. Я покосилась влево… блин, далеко стою. И не видно ничего. И справа тоже не видно. Люди какие-то… мать моя… да могла бы и предупредить, право слово. – И Господь вновь снизошел в милости своей, вернув мне сестру, которую я мнил погибшей. Эта утрата болью отзывалась в сердце моем.
А говорит как по писанному.
Долго готовился.
Ничего, матушка… дай встретиться, я все выскажусь.
Я поглядела на мужа, который стоял с каменной физиономией. Внимал Императору, стало быть.
- И тем радостней было известие, что моя дорогая Элизабет жива…
Он сошел на ковровую дорожку, чтобы прошествовать мимо меня. И это позволило повернуться, пусть не спиною – помню, что к трону спиною никак нельзя – но бочком. Император же возвращался обратно, ведя за руку матушку.
А та улыбалась.
Радостно так…
- Так что представляю вам ныне леди Элизабет Корнелию Викторию Аннабель Годдард и её детей. Мою племянницу, леди Милисенту Георгину Августу Фредерику Иоланту Диксон, и моего племянника…
Улыбка императора стала такой широкой, что мне не по себе сделалось. А ведь он и вправду доволен, как… как человек, подложивший ближнему хорошую такую свинью.
Свинью размером с Эдди.
- Элайю Эдварда Эрика…
Издевается?
И вид у матушки преневинный…
- …Годдарда, граф Семптона.
Охренеть.
Нет, ну охренеть же ж… что тут еще скажешь.
- Прошу любить и жаловать, - завершил представление Император. И зал отозвался овациями. Ох, чувствую, сейчас нас как полюбят… со страшной силой.
Я поглядела на брата.
Он на меня.
И плечом еще дернул. Мол, прорвемся как-нибудь. А я… я видела этих вот, разряженных, сияющих и родовитых, видела и понимала, что свинью дорогой дядюшка, чтоб ему геморрой на троне сидеть мешал, подложил не только им.
Этак у меня яда на всех не хватит.
Конец первой части
Данный текст был приобретен на портале Литнет (№41885360 09.05.2023). Литнет – новая эра литературы
