не идет из головы. Как-то они… присматривать надо.
Надо. Здесь Лотта была с ним совершенно согласна. За родственниками нужен глаз да глаз. Но служба безопасности справится. Нынешняя. Поговаривали, что если не лучшая в Созвездии, то почти.
Горы приблизились. И город с ними. Белокаменный, какой-то хрупкий, он казался ненастоящим, как и зелень, укрытая за кружевными стенами.
– Там, смотри, – Кахрай указал куда-то в сторону, и Лотта повернулась, чтобы увидеть, как над песком поднимаются разноцветные купола то ли растений, то ли животных. Существа переливались всеми оттенками перламутра. Шевелились огромные полотнища, и плясали щупальца, и казалось, будто медузы – а Лотта вспомнила, что это именно медузы, – танцуют…
– А мне предлагают место в Совете, – вдруг призналась Лотта, хотя было не время и вообще она отказалась.
– Поздравляю.
– Я отказалась.
– Почему? – удивление Кахрая было вполне искренним. – Тебе же нравится все это…
Он нарисовал рукой какой-то непонятный знак.
– Нравится, но… – она посмотрела на него снизу вверх. – Я сказала, что время неподходящее, что… через год или лучше через два, когда ребенок подрастет.
– Какой…
Сказал и понял.
Порой он на удивление догадлив. И лицо вдруг разгладилось, и шрамы, которые он упрямо отказывался убирать, утверждая, что глава службы безопасности корпорации видом своим должен внушать страх и трепет, почти исчезли.
– Ты…
– Месяцев через шесть. И это будет девочка.
Стоило бы раньше сказать, но вот… хотелось как-то по-особенному и вообще… а тут пустыня. И город, который летит навстречу, и медузы, и мир поет, и это пение заставляет забыть обо всем.
Лотту обняли.
Крепко. И в то же время осторожно. И Лотта раскинула руки, рассмеялась и сбросила поле, позволяя сухому ветру окутать транспортную платформу. Он же, коснувшись лица, опал, отступил, будто испугался Кахрая.
Какая глупость, однако, бояться Кахрая…
– Осторожнее, – проворчал тот, но не зло, а… обеспокоенно? Вот и правильно, что она ничего не сказала до отлета.
Сказала бы, стал бы уговаривать отпуск отложить, потом бы еще волновался, хотя волноваться не о чем, генетически они идеально совместимы, и старый врач, тот, который принимал вовсе не в клинике Эрхардов, сказал, что так бывает. Что люди перестали слушать себя, а Лотта молодец, что выбрала мужа не по генетической карте или роду, но сама, из симпатии…
– И вообще не стоило так рисковать…
– Не занудствуй, – она ткнула его локтем в бок. – Смотри… правда, красиво?
Город обрел плоть. И белоснежный камень вблизи оказался не таким уж и белым, появилась в нем характерная костяная желтизна.
– Красиво.
– Не ворчи.
– Я не ворчу.
– Ворчишь.
– Хорошо, ворчу… тебя не продует?
– Не продует, – Лотта подставила лицо ветру. – Здесь даже дышится иначе…
А зелень скрывалась во дворах и двориках, оползалась нитями лиан, укрываясь под тенью стен, обживала балкончики и окружала пруды, уже сама защищая драгоценную влагу от жаркого солнца. Дворец и вовсе утопал в зелени.
И еще здесь было прохладно.
Стоило платформе остановиться, как к ней устремились люди в белоснежных одеждах, правда, аутентичность их несколько портили весьма современные парализаторы, да и капли системы связи на висках блестели, дисгармонируя с боевым рисунком.
Лотту задвинули за спину.
А люди остановились.
– Я счастлив! – Одиннадцатый милостью всех Богов Диктатор Ах-Айора, Солнце Нации, Железный Всепобеждающий Полководец, Маршал Могучей Республики, Залог Освобождения Человечества, Блистательнейший Владыка, Прозревающий Пути Грядущего, и прочая, и прочая, лично вышел во двор встречать гостей. – Я до последнего не верил, что вы решитесь, а вы…
Его жена, первая и единственная, изобразила поклон. А еще улыбнулась. И Лотта улыбнулась в ответ, радуясь тому, что здесь и сейчас ей не надо играть, что… ее действительно рады видеть.
И она рада.
Она позволила себя обнять, поморщилась слегка: от Данияра чересчур уж крепко пахло то ли специями, то ли притираниями. За прошедшие годы он стал еще немного шире, но теперь в фигуре его не ощущалось былой ленивой вялости.
– Как могли мы отказать вам? – Кахрай сам снял Лотту с платформы.
– Как отказывали в прошлые годы.
– Мы были заняты. И… просим простить.
Данияр махнул рукой. Он и сам… что-то писали, что возвращению его ко власти далеко не все были рады. И что мятеж то ли случился, то ли собрался случиться.
Потом писали про суд и казни, про кровавый режим.
Диктатуру.
И про то, что Совет Созвездия отправил ноту протеста.
Про суды опять же, в которых сонм адвокатов защищал честь и право диктатора на использование его любимого оружия. Суды еще тянулись и, кажется, грозили тянуться не один десяток лет.
– Идем. – Руку Лотты обняли теплые пальцы Некко. – Оставь их. Сейчас Дан начнет показывать свою гвардию, говорить про реформы, потянет на полигон… а меня в последнее время укачивает.
– Опять?
Некко счастливо зажмурилась, сделавшись похожей на кошку, добравшуюся-таки до сметаны.
– Я решила, что хочу девочку… но может, опять мальчик? Я не стала прибегать к корректировке, пусть будет что получится…
– А… знает?
– Пока нет. Потом скажу, а то он таким нервным становится. В первый раз, представляешь, вообще меня на женской половине запереть хотел. Боялся покушения.
– И как?
– Покусились… женскую половину пришлось восстанавливать, а Данияр решил, что ему все-таки спокойнее, когда я рядом, – она посторонилась, пропуская Лотту.
Во дворце было прохладно.
И влажновато.
И влажный этот воздух позволил понять, насколько жарко было снаружи. Дышать сразу стало легче, а на кожу словно опустилось полупрозрачное водяное покрывало.
– С тех пор так и живем… на детскую половину или в гостиную?
– На детскую, – решилась Лотта и прижала руку к животу. Не то чтобы она не хотела ребенка. Хотела, но… сама мысль о нем пугала.
Что она знала о детях?
Ничего.
Видела по связи. Поздравляла с рождением. И потом еще с наречением имени. Подарки отправляла… читала письма, хотя Некко в них была сдержанна.
– Когда? – Некко оказалась куда как внимательна.
– Месяцев через шесть примерно… я не знаю, что делать! – Лотта позволила панике прорваться. – Я… заглянула как-то на сайт, где про все это говорится. Пробовала читать. Я не справлюсь!
– Справишься, – ее подхватили под руку. – Главное, не лазь по сомнительным сайтам, там чушь пишут. И ничего-то страшного нет. Наймешь на первое время нянечку… слушай, я тебе свою одолжу.
– А ты?
– У меня их семь, – Некко улыбнулась снисходительно. – И половина ничего не делает, но числится, потому что это большая честь, а гарем после того, как… закрыли. Сперва в знак траура, потом вообще, вот и… но я с тобой хорошую отправлю. Или даже двух, чтобы подменяли друг друга? Макеши вот овдовела
