Ознакомительная версия.
Человек сам выбирает свою историю, но очень редко он делает это сознательно… потому мир и выглядит так, будто им управляют похоть, голод и страх. Дальнейшее развитие вероятностной модели истории, видимо, даст ответ на важный для каждого вопрос: „Как, каким образом можно СОЗНАТЕЛЬНО сменить одну текущую Реальность на другую? Наверное, это будет хорошо просчитанный комплекс действий, причем для каждого человека – свой. Наверное, для перехода в „дальние“ Отражения, которые очень сильно отличаются от нашего мира, это будет сложный комплекс, вплоть до каких-то конкретных и на первый взгляд необязательных поступков. Но если знаешь цель и путь известен, то ведь можно попробовать, не правда ли?“.
Судя по тому, что сам Переслегин оставался пока в „нашей Реальности“, ему не удалось найти такой „хорошо просчитанный комплекс действий“, поскольку я не сомневаюсь в том, что нашедший тропинку в „иные реальности“ непременно воспользуется возможностью попасть в мир своей мечты. А то, что наш мир не является таковым для Переслегина, думаю, и обсуждать не стоит!»
Из прочитанного следовал один неожиданный оптимистический вывод: поскольку мы не в состоянии обозреть все возможные варианты жизненных «развилок», любое, самое неприятное, печальное, глупое и даже трагическое событие, которое с тобой происходит, может оказаться элементом «сложного комплекса на первый взгляд необязательных» поступков и событий, которые в конце концов приведут к миру мечты. И мой сегодняшний утренний морок тоже может быть элементом такого комплекса!
И ещё мне подумалось, что у Переслегина обязательно должны были быть предшественники – воистину ничто не ново под Луною! И я вспомнил, что в одной из недавно прочитанных мною книг было сказано, что англичанин Уолтер С. Лэндор ещё в XIX веке написал серию эссе «Воображаемые разговоры», в которых герои древней истории и литературы вели между собою беседы на темы XIX столетия.
В этот момент я осознал, что меня зовет Владимир Иванович:
– Юрий Александрович! Да бросьте вы всю эту дребедень! Скажите лучше, что приличные люди едят на скорую руку?
Я с минуту пощёлкал клавишами и сказал, читая с экрана:
– Штабеля нежно хрустящих сэндвичей (правильных прямоугольников размером два дюйма на пять) или канапе (тоже самое, но меньших размеров), смуглую тушку индейки, русский черный хлеб, горшочки со свежей зернистой икрой, засахаренные фиалки, крохотные тартинки с малиной, полгаллона белого гадсонского портвейна и столько же цвета шарлах…
Владимир Иванович ухмыльнулся:
– Да… Аппетитная смесь французского с нижегородским! Любят буржуи рашен бред, если на нем – кавьяр… Это кто там так губы раскатал? Сартр? Камю? Я-то ихних писателей все больше по коньякам изучал…
А потом добавил:
– Ну, а мы пока вернемся на грешную нашу землю… Чайник вскипел и колбасу я порубил. Если сейчас ее не съесть, Елена Никоновна съест нас за разведение «антисанитарии на рабочем месте», а Лукерья Федотовна ей поможет!
Я оторвался от монитора, успев все-таки переслать статью Переслегина на адрес своего домашнего компьютера. Нужно будет вечером посмотреть ее внимательнее!
Оглядев комнату, я по-прежнему не обнаружил ни Татьяны Борисовны, ни Елены Петровны. А сидевшие за своими столами Лидия Федотовна и Елена Никоновна тщетно изображали полное равнодушие к подначкам Владимира Ивановича. Обе вообще выглядели как-то внутренне закрепощено и неестественно. Видимо, это было связано с тем разговором, который произошел перед нашим отъездом у Елены Никоновны с шефом. Ни нам, ни Татьяне Борисовне с Еленой Петровной она, разумеется, ничего не сказала, а вот с Лидией Федотовной наверняка поделилась, когда «эти вертихвостки» убежали в кафе, а мы с Владимиром Ивановичем уехали в Кремль.
Я подсел за стол Владимира Ивановича и мы приступили к «пропущенному обеду», с большим аппетитом почти одновременно впившись зубами в приготовленные им бутерброды, которые представляли собой «сиротские» по толщине кусочки хлеба (резаный «Бутербродный» из полиэтиленового пакета) на которых лежали сантиметровой толщины кружки колбасы…
– Я тут нарушил, конечно, правила сервировки, так складно описанные у вашего Рабле, – едва прожевав первый укус, и потому не совсем внятно произнес Владимир Иванович, – канапе не получились как на картинке в журналах «Gala» или «Гастрономъ», но уж извините!.. Мы ведь не на посольском фуршете, не в кремлевских палатах, а в родных стенах!
Он повернулся к Елене Никоновне и вдруг серьезно спросил:
– Или уже нет?
Елена Никоновна в это время говорила по телефону и не расслышала (может быть…) обращенных к ней слов. Владимир Иванович не стал дожидаться ответа и снова обернулся ко мне. Мы запили первый бутерброд чаем, и Владимир Иванович уже совершенно внятно сказал:
– Но не это главное мое нарушение. Как говаривала во время обеда одна старушенция в моем детстве (на нее порой оставляли меня как на няньку): «Хлебушка-то побольше, а колбаски-то – поменьше, оно и сыте будет!». Но, думается, в реконструктивный период перехода к капитализму произошла инверсия статуса колбасы и хлеба!
Он хлопнул в ладоши и радостно добавил:
– А не зря я с вами повязался! Вон какую фразу завернул и даже падежей не перепутал! А, попросту говоря, я со слепу прицел на ноже не тот взял – вот и получилась колбаса не кусочками, а шматками… Ну, да что с пенсионера взять!..
Его военный образ «прицел на ноже» и ссылка на слепоту, вызвали у меня в памяти забавный эпизод.
…Вагон электрички был полупустой. Середина летнего дня – те, кто поедет на дачу вечером, ещё работают, а в вагоне публика либо «за шестьдесят» – пенсионеры, либо «до 25» – студенты на каникулах. Справа от меня, у самого прохода, сидит симпатичная девушка и деловито балуется со своим сотовым телефоном – смотрит по Интернету какие-то картинки.
Из тамбура появляется жалкая и нелепая фигура с протянутой рукой – вагонный попрошайка. Фигура стоит в начале вагона и, как мне кажется, зорко рассматривает скамейки – прикидывает, откуда можно надеяться на подаяние, т. е. где нужно остановиться и «нажать» на клавиши жалости. Нагловатое выражение лица с пухлыми, на выкате, как бы обиженными детскими губами у мужчины еще «вполне в соку» (лет 40, не больше), конечно же, вызывает позыв достать кошелек, но и отталкивает – хочется отвести глаза.
Оценив диспозицию, попрошайка двинулся по проходу, что-то негромко бормоча – слышно только тем, кто находится рядом. Попрошайка движется медленно, вытянув вперед левую руку с ладонью, раскрытой для приема подаяния, а правую, полусогнутую в локте, отведя в сторону – как бы для ощупывания возможных препятствий. Он останавливается почти у каждого ряда вагонных скамеек. (Призыв должен быть услышан и воспринят. Да и на сам процесс передачи мелочи при такой тактике нищего уходит довольно много времени).
Ознакомительная версия.
