патрульного катера, капитан на мгновение потерял опору, повалился на бок.
«Да помогут нам боги».
Кто-то рядом заплакал. Ребенок. Его прижимала к себе и успокаивала мать.
– Не бойся, милый, все хорошо, – шептала она. И весь зал невольно вслушивался в ее иступленный шепот. – Страха на самом деле нет. То, что внутри нас, как червячок сидит и гложет, кусает за мягкое, живое тело нашей души, это на самом деле не страх – это предчувствие. А мы его неверно толкуем. Вот сейчас ты думаешь о плохом, а случится хорошее, нас спасут…
– А если не случится? – спросил ребенок. – Если не спасут?
– Как же не случится, случится. Обязательно… Просто нужно верить. Держаться за руки и верить…
Кто-то затянул песню на клириканском. Тонкий, невероятно чистый, как хрустальная капля, голос, звенел над головами, возносясь к потолку. Неизвестная капитану девушка пела старинную балладу о певчих птицах ротангах, которые рождаются, чтобы разбиться о камни и возродиться вновь. Неизбежный круговорот жизни, подаренный Создателем всего Сущего.
Марко Джой покачивался, ощущая, что наклон корпуса усиливался: «Менандель» заваливался на бок. Кожу щипало все сильнее, жар чувствовался отчетливее.
Капитан распахнул глаза и включил портативную рацию, вызвав Рэя:
– Что у тебя?
Рэй оставался в машинном зале и мог наблюдать за происходящим через стыковочные визиры, не подключенные к искину и оборудованные аккумуляторными батареями, а потому сейчас наверняка еще активные.
– Боюсь, мы падаем, капитан… Теперь вместе с бедолагой Вальдо…
Лайнер загудел. Сухой треск – раз за разом, нарастая, будто удары тысячи плетей по оголенной спине приговоренного – это слетала с корпуса лопнувшая гравитационная сеть. Испуганным вздохом раненого гиганта протяжный вой сирены разнесся по кораблю. Аварийное освещение, очнувшись на мгновение, мигнуло красным, выхватив из темноты траурно-бледные лица.
Марко Джой поднял глаза к потолку, прислушиваясь к приближающемуся шороху – словно тысячи паучьих лапок по обшивке.
– Отец наш, если ты есть на небесах, – заговорил в голос, перекрикивая нарастающий гул ломающегося корпуса лайнера. – Да святится имя Твое. Да будет Царствие Твое…
Треск приблизился, подобравшись к гермопереборкам. Капитан закричал, не в силах отвести взгляд от круглой кромки люка, за которой – он чувствовал это, он знал, – уже стояла смерть:
– Да будет воля Твоя, на небесах и на суше!.. Хлеб наш насущный дай нам во искупление грехов наших.
Корабль, утробно взвыв разорванными в клочья шлюзами, качнулся и накренился. Люди, сидевшие на полу, упали, покатились кубарем к дальней стене. В нахлынувшей темноте Марко Джой нашел взглядом покрасневшее кольцо горлового люка. Дыхание перехватывало.
– И прости нам долги наши! – Страх заполнил нутро, медленно поднимаясь из легких и окутывая разум, все еще цеплявшийся за слова услышанной когда-то и отчего-то врезавшейся в память молитвы. – И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…
Невесомость подхватила его, обняла, проглотив крики пассажиров и затопив зал тишиной. Только желтые огоньки, будто немигающие глаза ангелов, смотрели на людей, разделяя с ними их боль.
– Ибо Твое Царство есть и сила и слава во веки, – успел прошептать Марко Джой, уже ощущая неистовый жар, что ворвался через расплавленную гермопереборку.
Последний вздох – его и еще сотен людей – растворился в бесконечности:
– Аминь…
Борт фрегата «Тольда», кабинет Тиль Теона
Начальник криминальной полиции Единой галактики Тиль Теон и начальник медслужбы фрегата «Тольда» землянин Анатолий Духов смотрели на экран, онемев: на нем крупным планом застыли огромные, распахнутые от ужаса глаза неизвестной девушки, будущей матери, чьей-то жены, дочери. В их отражении – смерть. Черная пустота, врывающаяся в сознание несчастной и разбивающая в прах остатки надежды на спасение. Тот, кто вел этот чудовищный репортаж, сделал короткое включение последней секунды жизни лайнера – эфир разорвал пронзительный крик десятков голосов. Он застыл в кабинете замершей птицей, звенел в ушах, как звенят, осыпаясь, осколки чьих-то жизней.
– Что ж, вы все видели, что произошло, – закадровый голос изменился. Из него исчезли актерские нотки, гримасы и дешевое кокетство. Интонация стала жесткой и сухой. Стоп-кадр с замершей девушкой растаял, на темном мониторе появился силуэт высокого молодого мужчины. Синий свет прожектора падал ему со спины, ломкой линией освещая плечи и голову. Он неторопливо приближался к видеокамере. – Четыре дня пассажирский лайнер терпел крушение для вас, развлекая ваши скучные, пресыщенные будни. Его пассажиры умирали на ваших глазах. Вам, наверное, это даже прискучило – смотреть, как умирают другие. Смерть не эстетична. Она провоняла потом и блевотиной. От нее разит страхом… Но мне вас сложно винить. Другое дело – винить тех, в чьи руки вы вверили свои жизни, свою безопасность… Правительство Единой галактики… Они тоже смотрели все четыре включения. И никто из них не помог… – Он подошел к камере и остановился. Яркий свет падал на волосы, серебрил широкие плечи. – Так я задам вам вопрос: сто́ят ли их гарантии безопасности дороже бумаги, на которой записаны?.. Могут ли они обеспечить счастливое будущее ваших детей, или прогнили до самых основ?!
Теон не отрывал взгляд от монитора. Отправил Глебу приказ – проверить, ведется ли запись эфира, собрать в конференц-зале все оперативные службы. Навигаторской группе «Тольды» велел выдвигаться в тринадцатый сектор, на место крушения «Менанделя». Или того, что от него осталось. Отправил группу быстрого реагирования в сектор.
Неизвестный хмыкнул:
– Я бы не стал доверять тем, кому жизни пяти тысяч ничего не значат… Единая галактика отжила свой век. Прогнила до основания. В ее главе – престарелые зажравшиеся чинуши, погрязшие в коррупции и вранье, готовые ради своего комфорта пожертвовать вашими жизнями. Они будут манипулировать вами, внушая, что ничего не происходит, что вы счастливы. Будут бесконечно переписывать ваше прошлое, дабы внушить вам, что у вас есть право транслировать истину. Они будут и дальше растить из вас инфантильных недоумков. Если вас это устраивает, ждите… когда станете их новой жертвой… Но если нет, то вставайте под наши знамена!.. Меня зовут Филин. И я представляю «Новую эру», ее самое боеспособное крыло. Мы готовы взять ответственность за будущее наших народов, перекроить устаревшие символы власти и привести вас в прекрасное будущее! И я готовлю революцию! – он сделал приглашающий жест, будто бы отсалютовав зрителям – указательный и средний палец, сложенные наподобие дула пистолета, коснулись сперва сердца, затем – лба. Филин добавил: – Я все сказал. Теперь ваш ход… господин Теон…
Борт фрегата «Тольда», настоящий момент
Затемненный аквариум для брифингов в офисной части атриума, один из залов, ближе всего располагавшийся к аналитической зоне «Тольды», стал оперативным штабом. Интерактивная поверхность стены была подключена к мониторам аналитической, следственной группы, на нее было выведено окно для связи с группой быстрого реагирования, прибывшей в сектор.
– Этот ублюдок направил все мощности лайнера на движение вперед, даже перекинул с защитных экранов. «Менандель» двигался с перегрузками, а на последней стадии, когда его обнаружил Вальдо Дром, еще ускорился. Вальдо пытался остановить лайнер, – сообщил начальник спецподразделения «Ягель» клириканец Яль Нирих, худощавый, жилистый, с цепким и внимательным взглядом и угрожающей ухмылкой на суровом лице – последствие ранения. – Поймал в гравитационную ловушку и пытался изменить траекторию движения «Менанделя»… Его тоже затянуло.
Он беспомощно пожал плечами, добавил, чуть отстранившись от камеры, чтобы видеть происходящее на его корвете:
– «Менандель» и катер Вальдо пересекли орбиту Меркурия. Сейчас продолжают движение к нему. «Менандель» полностью потерял защиту и разгерметизирован. Дистанционное ментасканирование выживших на корабле не фиксирует. Пока подобраться ближе не можем из-за наблюдателей с Земли, там сейчас… судя по радиоэфирам… большая суматоха. Наши кураторы фиксируют все сообщения как вбросы и монтаж, благо крупные СМИ не подхватили первые фото.
Теон кивнул.
– Хорошо. Когда можно будет перехватить лайнер и катер Вальдо?
– Через сорок минут обзор Земли перекроет Венера…
Теон сверился с часами, кивнул:
– Яль, «Менандель»
