Фитцджеральд собственноручно затянул на шее Кристофера петлю и кивнул Скеффингтону. Забили барабаны, солдаты взяли копья наизготовку, а палач уже поднял ногу, чтобы выбить колоду из-под ног юноши, и тут…
Словно тысячи невидимых крошечных пальчиков впились в веревку, распуская ее на отдельные тонкие волокна. Миг – и вот уже юноша свободен, он отталкивает палача и спрыгивает с эшафота в объятия подбежавшей Элис. Но отчего солдаты пропустили ее? Отчего не прикончили Кристофера? Они, как и все прочие, не могут оторвать глаз от помоста. На нем, отведя назад руки с растопыренными пальцами и запрокинув голову, стоит на носках Александр Фитцджеральд. По лицу наследника графов Килдэров ручьями струится пот, рот раскрыт в безмолвном крике, а все тело напряжено, как струна. Еще миг – и неведомая сила рывком поднимает в воздух тело Фитцджеральда. Лицо его синеет, язык вываливается изо рта. В последний раз дернув конечностями, сведенными предсмертной судорогой, Александр затихает. «Проклятие предателям!» – звенит над площадью знакомый многим голос, и Кристофер с невестой исчезают без следа, а бездыханное тело Александра валится на помост. И на горле предателя явственно видны черно-синие отметины, похожие на след глубоко врезавшейся в кожу грубой просмоленной веревки…
На следующее утро я проснулся поздно, причем совершенно не помнил, как оказался в своей комнате, разделся и лег в постель. «Уж не приснился ли мне Шеймас Мак-Гован из Килдэра и его удивительная история?» – размышлял я, одеваясь. Приведя себя в порядок, я поспешил вниз. Мистер Флагерти со своим семейством как раз заканчивал завтрак.
– Вы как раз вовремя, друг мой! – приветливо кивнул мне этот достойный господин. – Еще чуть-чуть, и вы всерьез рисковали бы отправиться дальше на пустой желудок: кучер только что сообщил, что лошади и экипаж готовы.
В это время из кухни показалась хозяйка, пришедшая узнать, что бы я хотел на завтрак.
– Скажите, добрая женщина, – обратился я к ней, – а мистер Мак-Гован уже уехал?
– Мистер Мак-Гован, сэр? – удивилась та. – Не имею чести знать этого господина.
– Вы уверены? – и я как можно более подробно описал своего ночного собеседника.
– Нет, сэр. Ни вчера, ни когда-либо прежде этот человек не останавливался в моем доме. Уж на что-что, а на память я отродясь не жаловалась.
Видимо, на лице моем настолько отчетливо отразилось изумление, что добрый судья и его домашние всерьез обеспокоились относительно благополучия моего здоровья. Уступив их настойчивым расспросам, я коротко поведал этим достойным людям историю третьей петли.
– Вам не стоило пить столько вина на ночь, дорогой друг! – покачивая головой, сказал судья, когда я замолчал. – Да и я, старый дуралей, хорош: заморочил вам голову страшными историями, вот вам и приснилось невесть что. Хотя, надо признать, в богатстве воображения вам не откажешь…
– Это не выдумка, – неожиданно подала голос хозяйка гостиницы. – Не знаю, откуда вы узнали, сэр, но все так и было. Мой предок, Шон, присутствовал при казни Кристофера Парезе. Более того, говорят, недалеко от Дублина раньше был знаменитый Пустой холм, внутри которого, по преданию, находился вход в Волшебную страну. Так вот, когда Шон возвращался домой, он как раз проходил у подножья этого холма и нашел там обрывок веревки с палаческой петлей на конце. Не иначе как этой самой петлей, снятой руками Малого народца с шеи верного Кристофера, сын королевы сидов Томас Килдэр и удавил своего предателя-кузена Александра.
Предок мой решил взять волшебную веревку с собой, надеясь, что она принесет ему удачу. Так оно и случилось: вскоре он получил неожиданное наследство, которое позволило ему построить вот этот постоялый двор. Веревка же хранилась в его семье как талисман, передаваемый от отца к сыну. Вот и мой покойный муженек, мир его праху, получил ее от своего родителя. Я бы с радостью показала ее вам, да вот незадача – как раз вчера поутру веревка пропала. Видно, причина в том, что сыновей нам Бог не дал, одних только дочек, так что передать ее по наследству было некому. Вот сиды и забрали ее назад…
Постоялый двор мы покидали в молчании, которое хранили всю дорогу. И лишь когда вдалеке показались стены Нэйса, дочь судьи тихо пробормотала:
– И все-таки почему тот человек не сказал всей правды?
– Какой человек, дитя мое? – встрепенулась ее мать.
– Тот, что рассказал мистеру N эту удивительную историю. Ведь если все и впрямь случилось именно так, то он, должно быть, потомок Александра Фитцджеральда…
* * *
По прошествии нескольких лет с того дня, уже закончив университет, я получил по почте небольшую посылку. Отправителем оказался мистер Эдуард Флагерти.
«Дорогой друг! – писал он в сопроводительном письме, после подобающих приветствий и краткого рассказа о себе и своих домашних. – Не так давно, разбирая материалы, причастные к очередному ирландскому мятежу, я обнаружил прелюбопытную книгу без названия и указания авторства. Это оказался сборник преданий и легенд, относящихся к древнему гэльскому жанру «дидшенхас», что можно перевести как «старина мест». И вот представьте мое изумление, когда, перелистывая эту книгу, я наткнулся на ту самую историю, которую имел честь услышать из Ваших уст на постоялом дворе “Третья петля”! Хотя я никогда и не верил в сидов, духов и тому подобную чертовщину, но текст в мельчайших деталях повторяет Ваш рассказ. Там были даже иллюстрации, изображающие главных героев легенды. Посылаю эту книгу Вам, чтобы…»
Не в силах сдержать волнение, я дрожащими руками развернул оберточную бумагу и вынул небольшое издание, переплетенное в потертую кожу. Будто повинуясь моим мыслям, оно безошибочно раскрылось на нужной странице.
«…Так нашел свой конец Александр Фитцджеральд. Но душа предателя обречена скитаться по земле, которую вверг он в пожар смуты. И до тех пор не знать ей покоя, пока Ирландия не сбросит цепи позорного рабства и не обретет свободу», – гласил текст на последней странице, напротив которой была помещена гравюра. В глазах изображенного на ней мужчины, лицо которого до сих пор иногда видится мне в кошмарах, застыли бесконечная усталость и обреченность…
Дмитрий Силлов
Нераскрытое дело Холмса
В этой высокой комнате на полках и где попало поблескивали бесчисленные бутыли и пузырьки. Всюду стояли низкие широкие столы, густо уставленные ретортами, пробирками и бунзеновскими горелками с трепещущими язычками синего пламени. Лаборатория пустовала, и лишь в дальнем углу, пригнувшись к столу, с чем-то сосредоточенно возился какой-то молодой человек. Услышав наши шаги, он оглянулся и вскочил с места.
