У Мэгги Дрезден темные волосы и темные глаза, что неудивительно с учетом родителей. Вот кожа у нее немного темнее моей и смотрится куда здоровее, чем у меня. Я вообще бледноват — после всего времени, проведенного в подвальной лаборатории, чтения по ночам и всего такого. Черты лица у нее... ну, идеальные. Красивые. В первый раз, когда я ее увидел, несмотря на все, что тогда происходило, помню, я не мог удержаться от потрясения, такая она оказалась прекрасная. В жизни не видел ребенка прекраснее — ни в кино, ни где еще.
Хотя, наверное, все родители думают так о своих детях. В этом нет логики. Но это так.
Она спала без задних ног, как спят только в детстве, закинув руки за голову. Вместо пижамы на ней была одна из старых футболок Молли с изображением R2-D2 и вылетающих из его динамика букв «БИП-БИП-ДЕ-ДИП».
Я опустился рядом с ней на колени, продолжая гладить Мыша по загривку. Но когда попытался дотронуться до Мэгги, моя рука прошла сквозь нее, не встречая сопротивления. Я прижался головой к массивному, твердому лобешнику Мыша и вздохнул.
— Ей будет хорошо в этом доме, — тихо произнес я. — С людьми, которые окружат её заботой. Которые любят детей.
— Да, — согласился Уриил.
Мыш несколько раз похлопал хвостом по ковру.
— Да, приятель. И у нее будешь ты. — Я покосился на Ури-ила. — Сколько еще... Я имел в виду, большинство собак...
— Известны храмовые псы, которые жили несколько столетий, — ответил он. — Твой друг более чем в состоянии защищать ее всю жизнь. Даже если она будет жить долго, как чародей.
Что ж, раз так, хорошо. Я знал, каково это — расти без родителей, и как не хватает сироте той уверенности, о которой большинство других детей даже не задумываются. Мэгги осталась без приемных родителей, потом без матери, а потом и без отца. Теперь она нашла новых приемных родителей — но Мыш будет с ней всегда.
— Черт! — сказал я Мышу. — Сдается мне, в том, что касается общения с ней, ты меня обскакал.
Мыш фыркнул и улыбнулся своей собачьей ухмылкой. Говорить он не умел, но я без труда понял, что он имел в виду: он, разумеется, хитрее меня. Ну да ладно, не такая уж высокая планка.
— Уж ты позаботься о ней, приятель, ладно? — сказал я Мышу и пару раз похлопал его по мощным плечам. — Да нет, я знаю, ты позаботишься.
Мыш сел передо мной и с серьезным выражением протянул мне лапу.
Я так же серьезно пожал ее, встал и повернулся к архангелу.
— Ладно, — тихо произнес я. — Теперь готов.
Уриил снова протянул мне руку, и я взялся за нее.
Дом Карпентеров скрылся у нас за спиной, и мы снова оказались в мире бесконечного белого света. Только на этот раз имелось одно отличие: прямо перед нами виднелись две стеклянные двери. Одна вела в какую-то контору — да нет, я сразу же узнал за ней интерьер ведомства капитана Джека в Чикаго Между-Тут. На моих глазах мимо двери прошел Кармайкл, высматривая что-то у себя в блокноте и роясь в кармане в поисках ключей от машины.
Вторая дверь вела в темноту. В неизвестное будущее. В То, Что Следует Дальше.
— Не помню, чтобы я когда-то еще тратил столько времени на одного смертного, — задумчиво произнес Уриил. — Жаль, что нет времени проделывать это чаще.
Пару секунд я молча смотрел на него, потом покачал головой:
— Не понимаю.
Он рассмеялся. Громко, от души.
Я понял, что тоже улыбаюсь, и составил ему компанию.
— Не понимаю, какую игру во всем этом ведете вы.
— Игру?
Я пожал плечами:
— Ваши ребята обманом заставили меня чудовищно рисковать моей душой. Думаю, это только так и можно назвать. — Я взмахнул рукой. — И вы замечательно изображаете неведение — да знаю, знаю, — или, может, вы и впрямь искренни, а капитан Мёрфи пустил крученый мяч в обход нас всех. Так или иначе... в этом нет смысла.
— Почему нет? — удивился Уриил.
— Да потому что это не имеет никакого отношения к восстановлению равновесия, нарушенного, когда один из Падших навешал мне на уши лапшу, — сказал я. — Надеюсь, вы не напихали мне в башку никаких печенек с предсказаниями, нет?
— Нет, — ответил он. — Пока нет.
— Ну, именно это я и имел в виду. Равновесие до сих пор не восстановлено. И я не думаю, чтобы вы, ребята, посылали людей назад просто так, шутки ради.
Уриил смотрел на меня с довольным видом. Но не сказал ничего.
— Значит, вы послали меня сюда с умыслом. Ради чего-то, чего вы не могли добиться семью своими сказанными шепотом словами.
— Возможно, Для того, чтобы уравновесить ситуацию с Молли, — сказал он.
— Угу, — фыркнул я. — Готов поспорить, вы все время заняты решением ваших проблем по одной, в порядке общей очереди. Готов поспорить, вы никогда, ни разу не пытались убить двух зайцев одним выстрелом.
Уриил смотрел на меня с довольным видом. Но не сказал ничего.
— Я собираюсь сделать шаг в великую неизвестность, и вы все еще не готовы дать мне прямой ответ? — с улыбкой спросил я.
Уриил по-прежнему смотрел на меня с довольным видом. Но не сказал ничего. Совсем ничего.
Я снова рассмеялся.
— А знаете что? Просто скажите мне что-нибудь. Такого, полезного. Буду рад и этому.
Он прикусил губу и подумал немного.
— Куда бы вы ни шли, вы уже на месте, — произнес он наконец.
Я даже зажмурился.
— Господи, — пробормотал я. — «Бакару Банзай»?
— Конфуций, — ответил он.
— Ух ты. Настоящая счастливая печенька. — Я полуслабо улыбнулся и протянул ему руку. — Впрочем, несмотря на вашу любовь говорить загадками, в одном я теперь совершенно уверен.
— Да?
— В душах, — сказал я. — Ну, то есть вы всегда гадаете, реальны они или нет. Даже если вы в них верите, вам все равно приходится гадать: ограничено ли мое существование одним телом? Есть ли еще что-нибудь, кроме этого? Есть ли у меня душа?
Лицо Уриила снова осветилось улыбкой.
— Вы все поняли наоборот, Гарри, — сказал он. — Вы и есть душа. И у вас есть тело.
Я снова зажмурился. Над этим стоило поразмыслить.
— Мистер Солнечный Свет, для меня было огромным удовольствием, и так далее.
— Гарри, — отозвался он, пожимая мне руку. — Для меня тоже.
Я отпустил его руку, кивнул и расправил плечи.
А потом быстро, боясь передумать, отворил черную дверь и шагнул через порог.
С учетом того, как обычно складывается моя жизнь, я мог бы и догадаться, что в Том, Что Следует Дальше, меня будет ожидать боль.
Много боли.
Я сделал попытку вздохнуть, и грудь пронзило острой болью. Следующий вдох я откладывал как мог дольше, но в конце концов уступил необходимости глотнуть воздух — и снова по грудной клетке разбежался огонь.
