Констебль Флэнаган разинул рот, сглотнул, потом отдал честь.
— А я? — проворчал Эмери. — Могу я вернуться в свою чертову кровать?
Траунс фыркнул.
— Ну, если вы можете спать с трупом в доме, пожалуйста. Но сначала скажите мне — когда Пимлико снял этот номер?
— Пять дней назад.
— До сегодняшней ночи к нему кто-нибудь приходил?
— Никто.
— Что он делал, пока был здесь?
— Главным образом пил в местной пивной.
— Были с ним какие-нибудь неприятности?
— Не слишком много, он чертовски хорошо себя вел, пока не скопытился! Топал себе вверх и вниз по лестнице, когда уходил и приходил, вот и все.
— Получал письма?
— Не-а.
— А вы что-нибудь знаете о нем?
— Не-а, только однажды он сказал, что работает в агентстве Хоувелла.
— Больше ничего?
— Больше ничего.
Спустя несколько минут Траунс, Бёртон, Суинбёрн и Фиджет уже возвращались в имение Монктона Мильнса. Взглянув назад, на Торп Уиллоуби, Суинбёрн заметил, что след дыма почти исчез.
— В каком направлении Лидс? — спросил он.
— Запад, — ответил Траунс.
— Наш незнакомец полетел на юг. Я спрашиваю себя, почему он убил Пимлико?
— Возможно, чтобы тот никому ничего не сказал, — ответил Бёртон. — Я уверен, что никогда не встречал этого Пимлико, так что сомневаюсь, что у него был какой-то повод ненавидеть меня. Мне кажется, что наш загадочный иностранец нанял его. Вероятно, он ожидал, что сегодня ночью ему заплатят и помогут убежать. Вместо этого его убили.
— Беспощадно, — пробормотал Суинбёрн. — Хотя я не могу сказать, что этот хам не заслужил свою судьбу. Но что это за загадочное растение?
— Вот это и есть самая большая загадка, — сказал Бёртон. — Мне кажется совершенно невероятным, что оно было у него во рту в то время, когда он работал официантом во Фристоне. Быстрый рост этого чудовища пахнет евгениками и ботаником Ричардом Спрюсом.
Добравшись до Фрайстона они обнаружили, что, несмотря на поздний час, большинство гостей уже уехали.
— Я опечатал музыкальную гостиную, — сообщил Монктон Мильнс. — Бедняга Бендиш останется там, пока кто-нибудь не приедет за ним.
— Коронер уже на пути сюда, — ответил Бёртон. — Могу я кое-что попросить у тебя?
— Все, что я смогу сделать.
— Можем мы занять три мотостула? Нам надо немедленно слетать в Лидс.
— Бери мой, Джима Ханта и Чарли Бредлафа. Мотостулья на газоне прямо перед домом. Я покажу их тебе.
— Спасибо. Миссис Энджелл уже в кровати?
— Да. Я предоставил ей одну из моих лучших гостевых комнат.
— Не попросишь капитана Лоулесса утром проводить ее и Фиджета на взлетное поле? Траунс, Алджи и я прилетим туда прямо из Лидса. Я позабочусь о том, чтобы мотостулья привезли к тебе в тот же день вечером.
— Ричард, я привезу ее сам. Я хочу попрощаться с тобой.
Монктон Мильнс вывел друзей из дома и проводил их к группе летающих машин, стоявших на лужайке. По дороге он отвел Бёртона в сторонку от Суинбёрна и Траунса, и прошептал:
— Это как-то связано с твоей миссией в Африку?
Бёртон пожал плечами.
— Не знаю. Но возможно, и даже очень вероятно.
Они подошли к мотостульям и Монктон Мильнс глядел, как три человека положили шляпы в багажники, надели на глаза очки и пристегнулись к большим кожаным сидениям.
— Увидимся позже, парни, — сказал он. — Удачи!
Они завели моторы, выбросившие облака пара. Над их головами из вертикальных колонн появились похожие на мечи лопасти и закрутились, все быстрее и быстрее, пока не стали невидимы.
Бёртон махнул рукой другу и потянул за рычаг. Салазки его машины приподнялись с травы, и конус пара быстро уволок их вверх. За ним последовали Суинбёрн и Траунс, и вскоре три мотостула исчезли в ночном небе, оставив за собой серебряные белые следы.
Оранжевое сияние уже появилось на восточном горизонте, когда три летающих машины опустились на булыжники Блэк-Бревери-роуд. Два их них мягко коснулись земли; третий с грохотом ударился об нее, и, окруженный роем искр, отлетел в сторону футов на пять, прежде чем остановиться.
— Чертова смехотворная железка! — выругался Траунс. Он выключил мотор, подождал, пока лопасти сложатся, спрыгнул на землю и присоединился к Бёртону и Суинбёрну.
Они приземлялись в Лидсе уже в третий раз. В первый раз они спросили констебля, совершавшего ночной обход, как добраться до Минвод-роуд. Второй раз они сели прямо перед табачной лавкой Таттлеворта.
Мистер Таттлеворт, громко ругавшийся последними словами при таком раннем пробуждении, в конце концов признался, что знает Питера Пимлико.
— Проклятый ворюга, — сказал он. — Вы можете смело назвать его обитателем дна. Но постоянный клиент. Живет в паре улиц отсюда. Номер семнадцать по Блэк-Бревери-роуд.
Можно было бы дойти пешком, но, предпочитая видеть свои машины, они взлетели и почти немедленно приземлились.
— Вот этот, — сказал Суинбёрн, указывая на один из таунхаусов. — Давайте поглядим, сколько богохульств выплюнет на нас следующий клиент! — Он взял дверной молоток и с удовольствием ударил им по двери.
Через пару минут и повторной атаки на дверь из-за нее послышался хриплый приглушенный голос.
— Кого там черт принес?
— Полиция! — рявкнул Транс.
— Докажи!
— У меня есть документы, — нетерпеливо сказал Траунс. — Открывайте, и я покажу их вам.
— Хрен тебе поверю. Врешь, зараза. Но ты и не фараон, нет. А, торговец, вот ты кто.
Суинбёрн захихикал.
— Ха-ха-ха! Торговец Траунс!
— А ты кто, сучонок?
— Алджернон Суинбёрн! — крикнул Суинбёрн. — Поэт!
Какое-то время стояла тишина, но потом все-таки голос произнес:
— Слухай сюды! Мне на фиг не нужны твои товары. Давай, чеши отседова!
— Сэр! — проревел Траунс. — Откройте эту проклятую дверь или я разнесу ее к чертовой матери!
Послышалось звяканье цепи, в замке повернулся ключ. Дверь слегка приоткрылась, и из-за нее выглянул слезящийся глаз.
— Чо ты хошь? Ты не в форме. Я только что закурил утреннюю трубку.
— Питер Пимлико здесь живет? — спросил Траунс.
— Ну. Наверху. Сейчас нетути. Уже неделю.
— Знаю. Он мертв.
— Чо?
— Он был убит сегодня ночью.
— Отлично. Он был грязным подонком, и никем другим. Ну и?
— И мы хотим обыскать его комнату. Дайте нам войти.
Глаз изучил Траунса от котелка то полицейских сапог, потом перешел на Бёртона, проверил его темное, исполосованное шрамами лицо и широкие плечи, и скользнул вниз на Суинбёрна: лавровый венок по-прежнему красовался на длинных огненно-красных волосах поэта, торчавших во все стороны после полета из Фристона.
